Конфуцианство. Истоки, Идеи, Принципы и Философия

Памятник

Учение оказало влияние на традиционную культуру и культуру . Несмотря на это, в современную эпоху репутация оказалась подпорчена. Современные люди нередко воспринимают великого мыслителя как символ подавления, консерватизма и .

В дело обстоит ещё хуже, потому что на протяжении десятилетий марксисты клеймили как реакционного деспота, чьи идеи затормозили развитие Китая. Вот четыре главных заблуждения о.

Миф первый: авторитарно

Главное недопонимание учения о - это мнение, что оно поощряет подавление личности. Подобные взгляды связаны с конфуцианской идеей о сыновней почтительности, согласно которой дети должны уважать родителей и старших, а подданные - своего правителя. Поскольку в говорят об иерархии, некоторые считают его авторитарным учением.

Некоторые западные эксперты даже считают, что проблемы с правами человека и ограничения свободы в современном Китае связаны с влиянием конфуцианства.

Но приравнять иерархию к подавлению - значит не понимать истинные идеи Конфуция.

Конфуций и его ученики

Конфуций действительно считал, что люди выполняют социальные роли, но он не признавал дискриминации. «Все - от сына Неба до простого народа, должны придерживаться одинаковых моральных норм», - считал Конфуций.

Кроме того, понятие о сыновней почтительности включало в себя обязанность игнорировать приказы вышестоящего лица (начальника, отца или старшего брата), если они ошибочные.

Конфуций считал, что, если не указывать царю, министру или родителю на ошибки, то он разрушит семью или империю. «Слепо подчиняться приказам отца, - говорил Конфуций, - как это можно назвать сыновней почтительностью?»

По мнению Конфуция, роль монарха и родителя состояла не в том, чтобы просто командовать, а обучать своих подданных или детей с добродетелью. Эта идея способствовала процветанию Китая, потому что учила людей порядочно вести себя без постоянных напоминаний и тотального контроля.

Миф второй: конфуцианство ущемляет женщин

О покорности азиатских женщин ходят легенды. Этот стереотип связан с мифами о бинтовании ног или инфантициде девочек в современном Китае. Считается, что в китайской и восточноазиатской культуре женщинам отводится низкое место. И снова вину за это сваливают на учение о конфуцианстве.

Женщинам действительно уделяется мало времени в конфуцианском учении, но нет никаких оснований считать, что философ относился к ним отрицательно. В конфуцианском « Тысячесловии » есть фраза: «Дома уважай мудрость своей матери».

Мать принесла ребёнка в храм, китайская картина XVIII века

В качестве отрицательного отношения Конфуция к женщинам часто приводят цитату из « »: «Труднее всего ладить с женщинами и непорядочными людьми. Если ведёшь себя с ними дружественно, они теряют скромность. Если сохраняешь дистанцию, они проявляют недовольство».

Однако Конфуций использовал древние формы китайского языка, где иероглиф юй, в настоящее время часто использующийся как союз «и», означал «отдавать» (в смысле отдавать замуж). В такой интерпретации это фраза приобретает совсем другой смысл. Речь идёт о ситуации, когда родственница выходит замуж за непорядочного человека, и его приходится принять в семью.

Что касается бинтования ног, то оно возникло в эпоху династии Сун в X веке, 1500 лет после смерти Конфуция. Но даже в ту эпоху известный конфуцианский мыслитель осуждал как варварский обычай (за что подвергался осуждению), и многие императоры пытались искоренить эту традицию.

Миф третий: конфуцианство способствует коррупции

Китайские мыслители, которые пытались понять, почему в XIX и XX веке Китай отстал в технологическом и политическом развитии от западных стран, обвинили в этом конфуцианство как учение, поощряющее коррупцию и кумовство.

Подобная точка зрения вызвана тем, что в конфуцианстве придаётся большое значение семейным связям. В действительности точно так же, как Конфуций не поощрял слепое подчинение, он не призывал ставить благосостояние семьи выше всего. Для Конфуция весь Китай воспринимался как одна большая семья, разделённая на множество ячеек. Китайские герои вроде Юэ Фэй часто стояли перед дилеммой: служить своему родственнику или заботиться о благополучии империи, и они выбирали последнее.

С точки зрения Конфуция, цель не оправдывала средства. Вместо удовлетворения материальных желаний человек должен стремиться к совершенствованию. «Достойный человек не будет инструментом в чьих-то руках», - говорил он своим ученикам.

Иероглиф «инструмент» также имеет значение «горшок»

Миф четвёртый: конфуцианство - атеистическое учение

На протяжении тысячелетий в Китае исповедовали три традиционные религии - конфуцианство, буддизм и даосизм. Хотя Конфуций в своём учении уделял основное внимание земным делам, его интересовало мистическое учение даосов. Конфуций глубоко уважал Лао-цзы, основателя даосизма. Он сравнивал даосского святого с великим драконом.

В эпоху правления коммунистической партии китайцев призывали отбросить все религиозные верования и древние учения как «феодальные предрассудки». В ходе жестоких репрессий убили миллионы верующих людей и разрушили множество храмов.

Конфуцианство - атеистическое учение

Сегодня китайская компартия больше не ставит своей целью уничтожение традиционной культуры. Вместо этого она пытается подменять понятия, чтобы приспособить традиционную культуру к идеологии марксистского материализма.

Современные китайские эксперты выхватывают отдельные фрагменты из бесед Конфуция с учениками, пытаясь представить Конфуция нерелигиозным и неверующим человеком.

В реальности Конфуций часто говорил о древних религиозных верованиях династии Чжоу и сожалел, что современное ему поколение забыло о них. В «Книге песен» он собрал поэмы эпохи Чжоу, во многих из которых говорится о сильной вере людей Чжоу.

Одна из главных конфуцианских добродетелей - это пристойность (ли), с китайского это слово также переводится как ритуал. Конфуций надеялся возродить древние религиозные обряды и церемонии, которые бы напоминали людям о божественных ценностях.

Небольшой, по китайским меркам, городок Цюйфу (его население всего около 700 тысяч человек), находящийся на севере провинции Шаньдун, так бы и остался, никому не известен, если бы не один из его знаменитых жителей - Конфуций. Здесь находятся три архитектурно - парковых комплекса связанные сего именем. Храм поклонения Конфуцию — Кунмяо (Храм Конфуция), родовая усадьба Конфуция и его потомков — Кунфу (Усадьба Кунов) и кладбище рода Кун — Кунлинь («Лес Кунов»). Ежегодно миллионы паломников и туристов приезжают в Цюйху, что бы увидеть места жизни и служения великого человека и философа, почтить его помять и поклониться его могиле.

Неудивительно, что для участников информационного тура организованного Компанией «Чайна Трэвел» (Москва) при непосредственном участии Главного Управления по Туризму Провинции Шаньдун, посещение Цюйфу было обязательным.

Наверное, найдётся немного людей, которые не слышали о Конфуции. Этот древнекитайский философ и мыслитель, посредством основанной им философской системы, ныне известной как конфуцианство, оказал огромное влияние на жизнь в Китае и всей Юго-Восточной Азии, и определил её течение на столетия вперёд. Не являясь религией, конфуцианство достигло статуса государственной идеологии. Этот статус в той или иной мере сохраняется до сих пор, наряду с буддизмом и даосизмом.

Цюйфу - город, в котором родилась мать Кун Цю (настоящее имя Конфуция). Здесь же, после смерти отца, будущий философ провел годы юности, здесь же и последние годы жизни, уча людей и систематизируя свои труды.

Храм поклонения Конфуцию

Небольшой храмовый комплекс из трёх деревянных строений, посвящённых Конфуцию, был основан в Цюйфу его последователями через два года после смерти учителя в 478 году до.н.э. Расположен комплекс был примерно в том месте, где Конфуций преподавал.

В последствие на протяжении двух с половиной тысяч лет комплекс неоднократно перестраивался и достиг к настоящему моменту огромных размеров.

Происходило это в основном потому, что каждый из одиннадцати, посещающих комплекс, императоров Китая хотел оставить память о себе в виде храмов, триумфальных входных ворот и прочих строений. Вместе с увеличением количества строений увеличивалась и площадь комплекса.

Сегодня он занимает более 20 гектаров, имеет 9 дворов, соединенных между собой многочисленными воротами и павильонами, насчитывает 466 отдельных помещений, и 54 мемориальные арки.

Окончательный облик храмовой ансамбль приобрел в XIV - XVII веках. Впоследствии серьёзно пострадал от пожара, но был восстановлен в 1725 году.

Родовая усадьба Конфуция

Потомки Конфуция проживали рядом с посвященным ему храмовым комплексом, практически, с момента его основания. Но только в 1055 году, после пожалования потомку Конфуция в 46 поколении титула «Яньшэн-гун» — «продолжатель рода из поколения в поколение», их родовая усадьба превратилась в подлинно дворцовый ансамбль. Здесь проживали потомки старшего внука по прямой линии наследников Конфуция.

В1935 году последний из носителей титула «Яньшэн-гун», потомок Конфуция в 77 поколении, покинул её. К тому моменту усадьба занимала площадь 160 тысяч квадратных метров и насчитывала 480 строений. В таком виде она прибывает и сейчас.

Все здания усадьбы выстроены в характерном для традиционной китайской архитектуры стиле. Её устройство отражает жизни феодального общества того времени. Усадьба представляет собой крепость с оборонительной стеной, лабиринтом из двориков, переходов и галерей. Как и было положено в то время, всё поместье разделено на мужскую и женскую половину.

Кроме жилых помещений усадьба включает в себя большой сад с различными плодовыми и декоративными деревьями.

Во всей истории Китая не было ни одного рода, который бы на протяжении 1000 лет неизменно пользовался таким высоким общественным положением, как род Конфуция.

Кладбище рода Кун и могила Конфуция

Недалеко от усадьбы Конфуция расположено родовое кладбище рода Кун (потомков Конфуция). Здесь же находится могила самого учителя. Правда, прах Конфуция был перенесён сюда только через двадцать лет после его кончины.

Также на кладбище покоятся сын Конфуция, внук и ещё более 100 тысяч его потомков. Гигантский рукотворный парковый комплекс, на котором и находится кладбище, в настоящее время превышает территорию в два квадратных километра.

Как мы уже сказали ранее, кладбище насчитывает более 100 тысяч могил. Многие из них украшены надгробными камнями, статуями, и стелами с эпитафиями.

Во времена культурной революции в Китае хунвэйбинами (красногвардейцами) могила Конфуция была вскрыта. Тело в захоронении обнаружено не было. Было ли тело Конфуция перепрятано, или его вообще никогда не было в этой могиле - история умалчивает.

Интересен тот факт, что сегодня любой китаец, носящий фамилию Кун, является потомком Конфуция. И, как потомок Конфуция имеет право быть захороненным на этом кладбище. Правда для этого он или его родные должны уплатить в казну 200 юаней, тело усопшего должно быть кремировано, и на месте захоронения урны с прахом не устанавливается никакой памятной доски.

А ещё на этом парковом кладбище обитают синие сороки. Таких птиц нет более, нигде. Говорят, что это души потомков Конфуция охраняют его.

Вадим Лисецкий - журналист FIJET

Единственное учение китайского происхождения, которое получило значительное распространение за пределами Китая, - конфуцианство. Многие отказывают ему в праве называться религией. Действительно ли конфуцианство безрелигиозно? В поиске ответа на этот вопрос диакон Георгий Максимов обращается к наследию основателя этой доктрины.

Конфуцианство было официальной идеологией Китайской империи на протяжении более двух тысяч лет, и более пятисот лет официальной идеологией Кореи. Это единственное учение чисто китайского происхождения, которое получило значительное распространение за пределами Китая, прежде всего в Корее, Японии и Вьетнаме. В настоящее время оно имеет миллионы последователей в различных странах Азии .

Многие отказывают конфуцианству в праве называться религией. Действительно, всё, что ассоциируется со сферой религиозного - сказания о Боге или богах, духах, рассуждения о посмертной участи души и загробном мире, - находится на периферии в рассуждениях Конфуция, который больше высказывался о вопросах нравственных и социальных.

Однако при целостном рассмотрении наследия Конфуция оказывается, что некорректно интерпретировать указанные тексты как отрицающие религиозность вообще. Конфуций мало говорил о религиозных вещах не потому, что отрицал или игнорировал их, а во многом потому, что эта сфера, по его мнению, менее всего требовала исправлений.

Конфуций не начинал создавать своё учение "с чистого листа", напротив, он подчёркивал, что проповедует мудрость, дошедшую из глубокой древности. Поэтому он вполне воспринял тот комплекс религиозных представлений, какой дошёл до него от предков. В этих представлениях можно выделить три элемента: китайцы издревле почитали Небо (тянь), почитали духов и почитали души умерших предков.

Древнейшие китайские надписи, сохранившиеся на гадательных костях, содержат обращения к Шан-ди, "Верховному владыке". Так китайцы называли самого главного Бога, от которого зависело всё в мире, но кроме него они признавали существование низших богов и духов, которые, как и люди, были подчинены воле Шан-ди.

Также китайцы с древности употребляли понятие тянь ("небо"), когда говорили о верховном Боге . Некоторые исследователи предполагают, что Шан-ди обозначал личного бога, а Небо - безличную божественную силу, но в текстах оба понятия часто употребляются как синонимы. В более позднее время название "Небо" начинает использоваться значительно чаще, чем "Шан-ди".

С Небом в Китае тесно связаны два понятия: мин (воля Неба) и тян-мин (дарованное Небом право на царствование). Через мин и тян-мин Небо действует в мире людей. Всё происходящее в жизни человека - здоровье, болезнь, богатство, нищета и т.д., - совершается в соответствии с мин. Добродетельный правитель получает тян-мин, и его царствование протекает благополучно, если же он или кто-то из его преемников становится порочным и перестаёт заботиться о подданных, то лишается тян-мин, в стране происходят беспорядки, и его свергают.

Именно с почитанием божественного Неба связано то, что свою страну китайцы стали именовать тянь ся ("Поднебесная"), а своих правителей - тянь цзы ("сын Неба").

Среди низших божеств особо почитался дух Земли, посвящённые ему алтари имелись как при дворе правителей, так и в каждой деревне. К нему часто обращались с мольбами об успешном урожае. Другим особо почитаемым духам также устраивали капища или алтари.

Огромное значение для китайцев имел культ душ или духов умерших, особенно великих предков. Китайцы верили, что у каждого человека есть две души - материальная по, которая появляется в момент зачатия, и духовная хунь, которая входит в младенца после рождения. После смерти человека душа по отправлялась в преисподнюю, а душа хунь - на небо.

Обязанностью родственников считалась забота о загробном состоянии душ предков, особенно души по. По представлению китайцев, души предков могли влиять на жизнь своих потомков. В одном древнекитайском памятнике говорится про древнейшую династию: "Иньцы почитали духов и руководили народом с помощью служения духам" . В хрониках последующей династии Чжоу также можно встретить записи о явлении духа предка, дающего советы или делающего выговоры.

Главным проявлением "заботы" об умерших являлись посвящённые им жертвоприношения. У китайцев в домах имелись особые места с табличками, на которых были написаны имена предков. Перед ними кланялись и возжигали курительные свечи, а в определённые дни совершали жертвоприношения из различных напитков и яств. Перед этими табличками глава дома рассказывал о наиболее значимых семейных событиях, им же представляли невесту сына или внука. К этим табличкам относились так, как если бы в них обитала душа умершего.

Итак, все эти три элемента - культ Неба, культ духов и культ душ умерших - нашли своё место в конфуцианском учении.

Например, типично языческий обряд "кормления" душ умерших приводится среди рекомендаций Конфуция: "Когда [родители] умрут, [надлежит] похоронить их в соответствии с ритуалом и приносить им жертвы" (Лунь Юй, 2.5); также говорится о том, что следует почитать духов (см.: Лунь Юй, 6.20), неоднократно упоминается о необходимости познавать и чтить волю Неба (см.: Лунь Юй, 16:8; 20.3).

***

Читайте также по теме:

• Даосизм: от теософских мифов к реальности - Виталий Питанов
• Конфуцианство как религия - диакон Георгий Максимов
• Христос - Вечное Дао - иеромонах Дамаскин Христенсен
• Истинной религией монголов была власть - Александр Юрченко

***

Для Конфуция это были не отвлечённые "предписания для других", а неотъемлемая часть его опыта, почему и невозможно согласиться с теми, кто говорит, что "он был агностиком" . Сообщают, что он "приносил жертвы предкам так, словно они были живые; приносил жертвы духам так, словно они были перед ним" (Лунь Юй, 3.12). А однажды, когда Конфуций серьёзно заболел, ученик "просил его обратиться с молитвой к духам. Учитель спросил: "Делается ли это?" Цзы-лу сказал: "Делается. В молитве говорится: Обратись с молитвой к духам неба и земли". Учитель сказал: "Я уже давно обращаюсь с молитвой к духам"" (Лунь Юй, 7.36).

Рассказывают, что, "во вpемя гpозы и бypи он всегда менялся в лице (выказывая благоговейный стpах пеpед возмyщенным Hебом)" (Лунь Юй, 10.16), а в один из самых драматичных моментов своей жизни, когда его окружили враждебные жители княжества Куан, слова Конфуция были посвящены Небу, именно его воле он вверял себя. Он тогда сказал ученикам: "Если бы Небо действительно хотело, чтобы культура погибла, оно не дало бы мне, позднорожденному смертному, стать причастным к ней. Если же Небо не хочет погубить культуру, что могут мне сделать куанцы?"

Также уместно вспомнить, что в качестве одной из основных вех своей жизни Конфуций указывал: "В пятьдесят лет я познал волю Неба" (Лунь Юй, 2.4).

Итак, Конфуций воспринял и культ Неба, и культ духов, и культ предков, однако отношение к этим трём составляющим у него было неодинаковым. Сколь ни малочисленны его высказывания по собственно религиозным вопросам, но через них он сумел расставить особые акценты в традиционных китайских верованиях.

Конфуций одобрял и поощрял ритуалы, связанные принесением жертв душам умерших, - для него это было одним из выражений добродетели сыновней почтительности. Но он ограничил эту религиозную практику только родственниками самого человека, заявив, что "приносить жертвы духам не своих предков - проявление лести" (Лунь Юй, 2.23).

При этом, хотя Конфуций не только признавал обряды, посвящённые духам, но и сам в них участвовал, целый ряд его высказываний направлен на то, чтобы отвлечь внимание своих учеников от мира духов и общения с ними.

По его словам, мудрость состоит в том, чтобы, "почитая духов, держаться от них подальше" (Лунь Юй, 6.20). Даже то самое высказывание, которое обычно приводят как подтверждение безрелигиозности Конфуция - "Не научившись служить людям, можно ли служить духам?" - в действительности касается не "религии вообще", а конкретно практики почитания духов.

Нигде среди высказываний Конфуция мы не встретим подобных утверждений по отношению к Небу. Напротив, он старался утвердить в них почитание Неба.

Именно с этим он увязывал достижение провозглашённого им идеала благородного мужа: "Не зная воли Неба, нельзя стать благородным мужем" (Лунь Юй, 20.3). "Благородный муж... боится веления Неба... Низкий человек не знает веления Неба и не боится его" (Лунь Юй, 16.8).

Свои поступки он соотносил с этим высшим мерилом - Небом, поэтому, например, услышав упрёк за то, что нанёс визит лицу с сомнительной репутацией, Конфуций ответил: "Если я поступаю неправильно, Небо отвергнет меня!" (Лунь Юй, 6.26).

Когда он ещё был чиновником и некто предложил ему взятку со словами "никто не узнает", Конфуций сказал: "Я знаю, ты знаешь, Небо знает. Кто не знает?" В этом рассказе видно то же понимание Неба как всевидящего судии, что и в древних строках: "Постоянно имей страх перед гневом Неба... Бойся, что Небо изменит все судьбы людей... Державное Небо - это сияющий свет, где б ты ни шел, от него не укроешься... Всюду беспутство твое озарит и найдет!" (Ши Цзин, III.II.5) .

Полагая, что Небо премудро управляет всем на земле, и доверяясь ему, Конфуций не беспокоился о судьбе своего учения: "Если мое учение проводится в жизнь, на то воля [Неба], если мое учение отбрасывается, на то воля [Неба]..." (Лунь Юй, 14.36). Ещё один ученик услышал от него такие слова: "Тот, кто нанес обиду Небу, не может обращаться к нему с просьбами" (Лунь Юй, 3.13).

В книгах конфуцианского канона, которые отражают представления, существовавшие ещё до Конфуция, мы видим высказывания о том, что совершенствующийся в добродетелях "будет вечно достоин воли Неба, и много от Неба получит щедрот" (Ши Цзин, III.I.1). Упоминается о том, что правитель "храним волей Неба" (Ши Цзин, III.II.5). Также в "Ши цзин" говорится, что "Небо породило людей, дало им различные вещи и законы" .

В книге "Шу цзин", главе "Цзюнь Ши", говорится, что государь получает от Неба право на правление, но может и лишиться его, как было с древними династиями, и тогда Небо "насылает несчастье" на страну. "Небо помогает тем, кто полагается на него", и вместе с тем "люди лишаются поддержки Неба потому, что оказываются не в состоянии продолжать почтительность и светлые добродетели предков" .

Что же именно понималось под "Небом"? Оно описывается как создавшее всё, управляющее всем, знающее всё, справедливое, наказывающее порок и вознаграждающее добродетель.

Некоторые религиоведы считают, что конфуцианское "Небо - не божество, но вездесущее мировое начало, сокрытое и неопределимое... хранящее порядок" . Пожалуй, это справедливо для позднего конфуцианства, но в раннем конфуцианстве по отношению к Небу применяются такие характеристики, которые дают все основания полагать, что Небом обозначался Верховный Бог.

Китайцы знали о Всевышнем Боге не меньше, чем знают другие языческие народы. Конфуцианство подчеркнуло важность чувства почтения к Нему, но в главном характер отношения к Всевышнему Богу остался такой же, как и в язычестве "неписьменных" народов. Это почтение без живой связи с Богом, без ожидания отклика от Него, без искания такой связи, наконец, это голое чувство почтения без какого-либо практического поклонения . И, конечно, это почитание, сочетающееся с признанием и почитанием низших божеств и духов.

Божественное Небо представлялось далёким и непостижимым - "вышнего Неба деянья неведомы нам, воле Небес не присущи ни запах, ни звук!" (Ши Цзин, III.I.1). Небо характеризуется как "не знающее сострадания", говорится, что "трудно полагаться только на Небо" и что "все зависит от нас самих" (Шу Цзин, гл. Цзюнь Ши) .

В конфуцианских текстах Небо описывается в личностных выражениях, но при этом совершенно отсутствует идея личных отношений с ним. Это, по-видимому, и дает повод некоторым исследователям интерпертировать тянь как безликую божественную силу. Среди конфуциан последующих веков были как те, кто считал, что Небо слышит обращённые к нему просьбы и откликается на них, так и те, кто считал, что оно лишь дало начало всему в мире и установило принципы, в соответствии с которыми всё происходит.

Крупнейший систематизатор конфуцианства Дун Чжун-шу (176 - 104 гг. до Р.Х.) по-прежнему воспринимал Небо как Верховного Бога, который создает все, управляет всем и ставит правителей в соответствии со своими замыслами.

Согласно Дун Чжун-шу, человеческая природа есть "создание Неба" , и человеку "следует умерять свои желания и подавлять свои чувства, и тем придти в соответствие с Небом. То, что запрещено Небом, пусть запрещает и тело" . И "когда пути человека и Неба взаимно согласованы, то человек добивается успеха совместно с Небом и совместно с Небом управляет своими делами" .

Восприняв концепцию взаимодополняющих противоположностей инь-ян, Дун Чжун-шу сочетал её с учением о Небе. По его мысли, "Небо движет обоими началами: темным - инь и светлым - ян... Небо имеет запреты, налагаемые им на движение инь и ян" .

Он также считал, что "имена и звания - это способ проникнуть в мысли Неба. Небо не говорит, оно заставляет людей выражать его мысли. Небо не действует, оно заставляет действовать людей, находящихся в его власти. Таким образом, имена являются тем способом, которым совершенные мудрецы выражали мысли Неба... Каждое дело должно соответствовать имени, каждое имя должно соответствовать Небу. Тогда взаимоотношения между Небом и людьми приходят в гармонию и они образую единство... Это и называют путём (дао)" .

Как и для Конфуция, для Дун Чжун-шу столкновение с духами - отрицательное явление. Он обясняет, с чем оно связано: когда человек не наладил должное управление собой, "у него возникают порывы ярости и негодования. Такое состояние влечёт за собой опасности и затруднения, и человек попадает во власть обстоятельств и случаев. В этой ситуации он входит в соприкосновение с духами и сталкивается с непредсказуемым" .

Однако позднее, в средневековом неоконфуцианстве, уже отсутствует восприятие Неба как Верховного Бога-Творца, и на первый план выходят другие категории, прежде всего "природа" (син), а традиционные конфуцианские понятия переосмысляются в свете новой проблематики.

Для Чжу Си (1130 - 1200 гг. по Р.Х.), виднейшего представителя неоконфуцианства, Небо уже не является обозначением чего-либо божественного: "Пусть Небо и Земля огромны, для нас важно, что они, являясь вещами, обладающими физической формой, дают жизнь людям и прочим вещам" (Жэнь у чжи син, II.2.14) . У Ван Янмина (1472 - 1529 гг.), представителя другого крупного течения в неоконфуцианстве, немало мистики, почерпнутой из даосизма, - он даже говорил, что "в сердце у каждого скрыт сам Конфуций, который в миг, когда явным становится, рушит все шоры" . Но от восприятия Неба как Бога Ван Янмин, по-видимому, так же далёк, как и Чжу Си.

Возвращаясь к Конфуцию, нужно сказать, что, хотя он и заявил, что в "пятьдесят лет познал волю Неба", но не распространялся об этом подробно и не характеризовал это как небесное откровение, как акт диалога с Богом.

Что же имелось в виду под "волей Неба", которую познал Конфуций и без познания которой, по его словам, никто не может стать благородным мужем? Нетрудно догадаться, что это - само учение Конфуция. За всеми его рассуждениями о семейных и государственных отношениях, о человечности и нравственности стоит авторитет божественного Неба.

Религиозное обоснование стоит за всеми основными предписаниями конфуцианства. Человек должен почитать и слушаться правителя не потому, что у того в руках сосредоточена реальная власть, а потому что правитель - "сын Неба", правящий в соответствии с его волей. Говоря о добродетели сыновней почтительности, конфуцианские тексты указывают, что человек должен почитать отца потому, что отец - это Небо для сына. И так, приводя свою жизнь в соответствие с ритуалом, с конфуцианскими требованиями, человек, по мысли китайского мудреца, начинал жить в гармонии с Богом.

Именно эта отсылка на божественный авторитет придавала учению Конфуция особый статус в глазах последователей. Оно воспринималось не как порождение лишь его ума, как бы ни был уважаем учитель, или умов мифических предков, как бы ни были они мудры, но как вечная небесная истина.

Это отличало конфуцианство от сильного соперника - легизма, который был чисто рационалистическим учением, обходившимся даже без упоминания Неба. И это делало конфуцианство религией, по крайней мере, в глазах древних китайцев. Исследователи нередко отмечают, что в Древнем Китае религиозным вопросам в целом уделялось меньше внимания, чем в других культурах , поэтому там, где на взгляд человека иной культуры религии было "слишком мало", на взгляд многих китайцев её было вполне достаточно для их нужд.

Сказанное выше относится по большей части к взглядам самого Конфуция, однако следует учитывать, что, формируясь после его смерти, конфуцианство включило в себя ещё некоторые чисто религиозные черты.

Та черта, которую по понятным причинам нельзя найти в "Лунь Юй", но без которой тем не менее немыслимо конфуцианство, - культ самого Конфуция.

Уже через два года после смерти Конфуция его дом, по приказу князя Ай-гуна, правителя царства Лу, был перестроен в поминальный храм. Он находился рядом с могилой учителя. "Есть веские основания полагать, что в среде приверженцев учения Конфуция, относящихся к ближайшим поколениям, господствовала вера в его божественный статус" .

Первое официальное жертвоприношение на могиле Конфуция ("великое жертвоприношение с принесением в жертву животных") совершил в 195 г. до Р.Х. император-основоположник династии Хань.

После 85 г. по Р.Х. было предписано сопровождать жертвоприношения Конфуцию церемониальной музыкой и танцами, с конца II века в святилище в Цюйфу были помещены изображения Конфуция. С III века жертвы Конфуцию стали официально приноситься в других городах, с конца V века упоминаются посвящённые ему святилища. Первая столичная кумирня в его честь была построена императором У-ди в 506 г., а в 630 г. вышел указ, предписывающий строить храмы Конфуция во всех административных центрах Китая. В этих кумирнях располагались его статуи, а ритуалы отправляли государственные чиновники, службы имели закрытый характер и не были доступными для свободного посещения. В 1106 г. Конфуцию был присвоен титул ди ("владыка"), который имели почитаемые божественные существа, - это обстоятельство можно расценивать как официальное признание обожествления Конфуция.

В 1370 г. вышел императорский запрет на помещение скульптурных или живописных изображений в святилищах Конфуция (за исключением поминального храма в Цюйфу), а в 1530 г. все прежние титулы Конфуция отменялись, уступая место новому, не имеющему аналогов, титулу "Достигший совершенства Наипервейший Учитель". По мнению некоторых исследователей, эти меры были направлены на понижение религиозного статуса Конфуция, но по мнению других, они лишь преследовали цель подчеркнуть уникальность Конфуция по сравнению с другими божественными персонажами, почитаемыми в народе.

Хотя в святилищах Конфуция изображения были заменены табличками с именем, в школах разрешалось держать его статуи. Каждый день во всех учебных заведениях перед ними происходил ритуал поклонения Конфуцию.

По мере развития культ Конфуция распространялся и на его ближайшее окружение. Строились святилища и приносились жертвы его отцу, четырём ближайшим помощникам и последователям (среди которых был и Мэн-Цзы), десяти лучшим ученикам.

В заключение хотелось бы привести высказывания святителя Николая Японского о конфуцианстве. Он познакомился с этим учением довольно близко, хотя и на японском, а не на китайском материале. Конфуцианство он определяет иногда как религию, иногда как "нравственно-богословскую школу" , иногда как "высшую из языческих нравственных философий" , указывая, что она имела благотворное влияние на японцев, наделив их "чертою великодушия, весьма свойственною японцам, мягкостью и вежливостью" . В дневниковой записи от 4 марта 1901 г. св. Николай говорит, что конфуцианство привило японцам "взаимное уважение", и указывает учение Конфуция в качестве одной из "нянек" японского народа, воспитывавших его для принятия христианства.

Вместе с тем в одном из интервью святитель указывает, что конфуцианство оказывает и негативное влияние на своих приверженцев: "Со стороны японских старых религий [для православной миссии] больших препятствий нет. Буддизм - мертвец... Больше препятствий со стороны конфуционизма, но тоже не в религиозном отношении, а в нравственном: он слишком надмевает своих приверженцев; конфуционист почти всегда порядочен, не имеет кажущихся пороков... и вследствие всего этого совершенно самодоволен: на все другие учения смотрит свысока и недоступен для влияния их; проникнуть христианству в душу конфуциониста также трудно, как воде в твердый камень" .

Стоит обратить внимание на то, как святитель воспринимает и оценивает самое учение конфуцианства: "Конфуций привлекает прежде всего красотой своей литературной речи, его фраза исполнена лаконизма и силы и по временам блещет красками остроумных метафор... если заглянуть под эту привлекательную оболочку, то вы увидите... мысль, прямо или непрямо направленную к утверждению системы пяти отношений. Эти отношения - господина и слуг, отца и сына, мужа и жены, брата и брата, друга и друга, - и составляют сущность Конфуциева учения, то, что доставило Конфуцию славу величайшего мудреца, неподражаемого учителя, полубога...".

"Но даёт ли Конфуций ответы на разные теоретические вопросы, так же присущие душе человеческой, как и понятия нравственности? Учит ли он о начале мира и человека, о высшем Существе, о назначении человека? Нисколько. Его "небо", употребляемое им для выражения всего высшего, имеет до того неопределённый смысл, что невозможно понять, разумеет ли он под ним что-то личное или безличное. Итак, его последователи... берут каждый для себя, что кому нравится... и, варьируя на разные лады... решают сами, как умеют, философско-богословские вопросы о мире и человеке. Благодаря Конфуцию, они стали выше синтоизма и буддизма; он дал им оружие диалектики, развил в них критический дух, побуждающий относиться с насмешкой к этим учениям; но, разрушив прежние религиозные верования, Конфуций в то же время ничего не дал в замену их: ум его последователя - пропасть, покрытая сверху легким хворостом умствований; при первом прикосновении здравого смысла хрупкая поверхность ломается и открывает пустоту" .

Георгий Максимов , диакон

Использованная литература и примечания

1. Подробнее см.: Пучков И.Е., Казьмина О.Е. Религии современного мира. М., 1997. С. 224.

2. Стоит отметить, что не только у китайцев, но и у некоторых других народов Всевышний Бог именовался "Небом". Примечательно, что даже в евангельской притче блудный сын, возвращаясь к отцу, говорит: "отче! я согрешил против неба и пред тобою" (Лк. 15:21).

3. Цит. по: Быков Ф.С. Зарождение политической и философской мысли в Китае. М., 1966. С. 33.

4. См. например: Конфуцианство // Христианство и религии мира. М., 2001. С. 176.

6. Цит. по: Степанянц М.Т. Восточная философия. М., 1997. С. 259.

7 Цит. по: Древнекитайская философия. Собрание текстов в двух томах. М., 1972. Т. 1. С. 110.

8. Кулиано И., Элиаде М. Словарь религий, обрядов и верований. М., 1997.

9. Простые конфуциане не совершали никаких обрядов, посвящённых Небу, - это было прерогативой императора. Каждый год он приносил жертву Небу на особом жертвеннике в форме круга (отличном от четырёхугольных жертвенников духу земли). Со временем в китайской столице был построен Храм Неба, который сохранился до наших дней.

10. Цит. по: Древнекитайская философия. Собрание текстов в двух томах. М., 1972. Т. 1. С. 111.

11. Цит. по: Дун Чжун-шу. Чунь цю фань лу // Восточная философия. М., 1997. С. 296.

12. Цит. по: Восточная философия. С. 295.

13. Цит. по: Восточная философия. С. 289.

14. Цит. по: Восточная философия. С. 295.

15. Цит. по: Восточная философия. Сс. 291-292.

16. Цит. по: Восточная философия. С. 290.

17. Чжу Си. Син. Жэнь у чжи син // Восточная философия. М., 1997. Сс. 323-337.

18. Цит. по: Восточная философия. С. 349.

19. См. подробнее: Васильев Л.С. История религий Востока. М., 2004. Cc. 548-549.

20. Кравцова М.Е., Баргачева В.Н. Культ Конфуция // Духовная культура Китая. М., 2006. T. 2. С. 196.

21. Избранные ученые труды святителя Николая, архиепископа Японского. М., 2006. С. 56.

22. Указ. соч. С. 160.

23. Там же.

25. Избранные ученые труды... С. 56.

26. Избранные ученые труды... С. 59.

Все отмеченные особенности системы верований и культов в древнем Китае сыграли огромную роль в становлении основ традиционной китайской цивилизации: не мистика и метафизические абстракции, но строгий рационализм и конкретная государственная польза; не эмоциональный накал страстей и личная связь индивида с божеством, но разум и умеренность, отказ от личностного в пользу общественного; не духовенство, направляющее эмоции верующих в русло, возвеличивающее бога и усиливающее значение религии, но жрецы-чиновники, исполняющие свои административные функции, частью которых были регулярные религиозные отправления. Все эти специфические особенности складывавшейся в иньско-чжоуском Китае системы ценностей за тысячелетие, предшествовавшее эпохе Конфуция, подготовили страну к восприятию тех принципов и норм жизни, которые навсегда вошли в историю под наименованием конфуцианства. Сущность их уже тогда, задолго до Конфуция, сводилась к ослаблению иррационального начала религии и возвеличению рационального начала этики, к подчинению религиозно-этических норм требованиям социальной политики и администрации.

Не связь типа "бог - личность", прямая либо опосредованная фигурой жреца, богослова, как это было характерно для иных религий, а связь принципиально иного типа: "Небо, как символ высшего порядка,- земное общество, основанное на добродетели", опосредованная личностью осененного небесной благодатью правителя, была императивом древнего Китая. Этот императив, стократно усиленный конфуцианством, определил на тысячелетия важные стороны жизни Китая, включая структурную прочность государства и общества и ограничение роли личности с ее эмоциями и страстями.

Конфуций (Кун-цзы, 551-479 до н. э.) родился и жил в эпоху больших социальных и политических потрясений, когда чжоуский Китай находился в состоянии тяжелого внутреннего кризиса. Власть чжоуского правителя-вана давно ослабла, хотя номинально он продолжал считаться сыном Неба и сохранял свои функции первосвященника. Разрушались патриархально-родовые нормы, в жестоких междоусобицах гибла родовая аристократия, на смену ей приходила централизованная власть правителей отдельных царств, опиравшихся на складывавшийся вокруг них административно-бюрократический аппарат из незнатного служилого чиновничества. Как явствует из древнекитайской хроники Чунь-цю, по традиции приписываемой самому Конфуцию, и охватывающей события VIII-V вв. до н. э., правители и их родственники, аристократы и сановники в безудержной борьбе за власть, влияние и богатство не останавливались ни перед чем, вплоть до безжалостного уничтожения родных и близких. Крушение древних устоев семейно-кланового быта, междоусобные распри, продажность и алчность чиновников, бедствия и страдания простого народа - все это вызывало резкую критику ревнителей старины. Объективная обстановка побуждала их выступать с новыми идеями, которые можно было бы противопоставить царившему хаосу. Однако для того, чтобы это отрицание современности имело моральное право на существование и приобрело необходимую социальную силу, оно должно было опираться на признанный авторитет. Конфуций нашел такой авторитет в полулегендарных образцах глубокой древности.

Стремление опираться на древние традиции и тем самым воздействовать на современников в желаемом направлении знакомо истории всех обществ, это своего рода общесоциологическая закономерность. Однако особенностью конфуцианства было то, что в его рамках это естественное стремление было гипертрофировано и со временем превратилось чуть ли не в самоцель. Пиетет перед идеализированной древностью, когда правители отличались мудростью и умением, чиновники были бескорыстны и преданны, а народ благоденствовал, через несколько веков после смерти философа стал основным и постоянно действовавшим импульсом общественной жизни Китая.

Выступив с критикой своего века и высоко ставя века минувшие, Конфуций на основе этого противопоставления создал свой идеал совершенного человека, цзюнь-цзы.

Социальный идеал Конфуция. Высокоморальный цзюнь-цзы, сконструированный философом в качестве модели, эталона для подражания, должен был обладать двумя важнейшими в его представлении достоинствами: гуманностью и чувством долга. Понятие гуманность (жэнь) трактовалось Конфуцием необычайно широко и включало в себя множество качеств: скромность, справедливость, сдержанность, достоинство, бескорыстие, любовь к людям и т. п. Жэнь - это высокий, почти недосягаемый идеал, совокупность совершенств, которыми обладали лишь древние; из современников Конфуций, включая и себя, считал гуманным лишь своего рано умершего любимого ученика Янь Хуэя. Однако для настоящего цзюнь-цзы одной гуманности было недостаточно. Он должен был обладать еще одним важным качеством - чувством долга (и), продиктованным внутренней убежденностью в том, что следует поступать именно так, а не иначе. Долг - это моральное обязательство, которое гуманный человек в силу своих добродетелей накладывает на себя сам. Чувство долга, как правило, обусловлено знанием и высшими принципами, но не расчетом. "Благородный человек думает о долге, низкий человек заботится о выгоде",- учил Конфуций. В понятие "и" поэтому включались стремление к знаниям, обязанность учиться и постигать мудрость древних. Конфуций разработал и ряд других понятий, включая верность и искренность (чжэн), благопристойность и соблюдение церемоний и обрядов (ли).

Следование всем этим принципам было обязанностью благородного цзюнь-цзы, который в сборнике изречений Конфуция Луньюй определяется как человек честный и искренний, прямодушный и бесстрашный, всевидящий и понимающий, внимательный в речах, осторожный в делах. В сомнении он должен справляться, в гневе - обдумывать поступки, в выгодном предприятии заботиться о честности; в юности он должен избегать вожделений, в зрелости - ссор, в старости - скряжничества. Истинный цзюнь-цзы безразличен к еде, богатству, жизненным удобствам и материальной выгоде. Всего себя он посвящает служению высоким идеалам, служению людям и поиску истины. Познав истину утром, он "может спокойно умереть вечером".

Таким образом, "благородный человек" Конфуция - это умозрительный социальный идеал, назидательный комплекс добродетелей. Однако с течением времени и в связи с ростом авторитета Конфуция и его учения этот абстрактно-утопический идеал все более становился обязательным для подражания эталоном, приблизиться к которому было делом чести и социального престижа для каждого и особенно для тех представителей высшего сословия ученых-чиновников, профессиональных бюрократов-администраторов, которые с эпохи Хань (III в. до н. э.- III в. н. э.) стали управлять китайской конфуцианской империей. К этому времени многое в созданном Конфуцием идеале изменилось.

Конфуций вполне искренне стремился создать идеал рыцаря добродетели, боровшегося за высокую мораль, против царившей вокруг несправедливости. Но, как это нередко случается, с превращением его учения в официальную догму на передний план выступила не суть, а внешняя форма, проявлявшаяся преимущественно в демонстрации преданности старине, уважения к старшим, напускной скромности и добродетели. Многочисленные последователи и почитатели Конфуция, слепая преданность которых каждому слову философа тоже в немалой степени способствовала превращению его учения в закостенелую догму, стали видеть в идеале цзюнь-цзы не столько выражение внутренней цельности и благородства, сколько внешнее оформление благопристойности. В средневековом Китае постепенно сложились и были канонизированы определенные нормы и стереотипы поведения каждого человека в зависимости от занимаемого им места в социально-чиновной иерархии. Они нашли свое наиболее наглядное отражение в том, что обычно именуется "китайскими церемониями".

В любой момент жизни, на любой случай, в счастье и горе, при рождении и смерти, поступлении в школу или назначении на службу - всегда и во всем существовали строго фиксированные и обязательные для всех правила поведения. В эпоху Хань был составлен подробный свод этих правил внешней учтивости и церемониала - трактат Лицзи, компендиум конфуцианских норм, имевший обязательную силу на протяжении двух с лишком тысяч лет. Все записанные в этом обряднике правила следовало знать и применять на практике, причем с тем большим тщанием, чем более высокое положение в обществе человек занимал. Так, учение Конфуция о цзюнь-цзы, модернизированное и приспособленное к потребностям централизованной империи с ее мощным бюрократическим аппаратом, явилось одной из основ, на которых зиждилось гигантское здание китайского государства.

Социальный порядок по Конфуцию. Конфуций, отталкиваясь от сконструированного им социального идеала, сформулировал основы того социального порядка, который хотел бы видеть в Поднебесной: "Пусть отец будет отцом, сын - сыном, государь - государем, чиновник - чиновником", т. е. пусть все в этом мире хаоса и сумятиц станет на свои места, все будут знать свои права и обязанности и делать то, что им положено. Упорядоченное таким образом общество должно состоять из двух основных категорий, верхов и низов - тех, кто думает и управляет, и тех, кто трудится и повинуется. Такой социальный порядок Конфуций и второй основоположник конфуцианства Мэн-цзы (372-289 до н. э.), как и все их последователи, считали вечным и неизменным, идущим от мудрецов легендарной древности. Критерием разделения общества на верхи и низы должны были служить не знатность происхождения и тем более не богатство, которое Конфуций и Мэн-цзы откровенно презирали, но только знания и добродетели, а точнее - степень близости человека к идеалу цзюнь-цзы.

Формально этот критерий открывал путь наверх для любого, и сам Конфуций гордился тем, что давал свои знания всякому, кто приносил "связку сушеного мяса", т. е. плату за обучение. Фактически же дело обстояло много сложнее: сословие чиновников было отделено от простого народа труднопреодолимой преградой - "стеной иероглифов", т. е. грамотностью, которая и определяла социальное положение и имущественный ценз человека на протяжении всей истории Китая. Уже в Лицзи было специально оговорено что ли (т. е. церемониал, обряды) не имеют отношения к простонародью и что грубые телесные наказания не применяются по отношению к грамотеям. Правда, удачливые выходцы из низов, овладев грамотой, могли сделать карьеру и оказаться наверху. Но в принципе это ничего не меняло: получив образование и конфуцианское воспитание, любой становился опорой того порядка, к неизменности которого призывало само учение.

Конечной и высшей целью управления Конфуций и Мзн-цзы провозглашали интересы народа. Конфуций сурово осуждал своего бывшего ученика Цю, ставшего министром, за непомерные поборы с крестьян ("Он не мой ученик!"). Мэн-цзы учил, что из трех важнейших элементов государства на первом месте стоит народ, на втором - божества и лишь на третьем - государь. Однако те же апостолы конфуцианства были глубоко убеждены в том, что самому народу его собственные интересы непонятны и недоступны и что без постоянной отеческой опеки образованных конфуцианцев-управителей он обойтись никак не может: "Народ следует заставлять идти должным путем, но не нужно объяснять, почему" (Луньюй, гл. VIII, § 9).

Одной из важных основ социального порядка, по Конфуцию, было строгое повиновение старшим. Любой старший, будь то отец, чиновник, наконец, государь, - это беспрекословный авторитет для младшего, подчиненного, подданного. Слепое повиновение его воле, слову, желанию - это элементарная норма для младших и подчиненных, как в рамках государства в целом, так и в рядах клана, корпорации или семьи. Не случайно Конфуций любил говорить, что государство - это большая семья, а семья - малое государство. Этим сравнением подчеркивался не только патернализм внутри общества, но и тот строй семейной жизни, который реально существовал и сохранялся в старом Китае вплоть до недавнего времени: основа семьи - беспрекословное повиновение младших старшим, детей родителям.

Культ предков и нормы "сяо". Речь идет о культе предков - как мертвых, так и живых. Значительно изменив содержание и формы этого культа, известного в своих основных чертах едва ли не всем народам ("Чти отца и матерь свою",- сказано в Библии), конфуцианство придало ему глубокий смысл символа социального порядка и превратило era в первейшую обязанность каждого китайца, универсальную и всеобщую норму поведения. Именно с этой целью Конфуций разработал учение о сяо, сыновней почтительности.

Сяо, как считал Конфуций,- это основа гуманности. Быть почтительным сыном обязан каждый, а особенно - человек грамотный, образованный, гуманный, стремящийся к идеалу цзюдь-цзы. Смысл сяо, как его толкует Лицзи,- служить родителям по правилам ли, похоронить их по правилам ли и приносить им жертвы по правилам ли. Согласно этим правилам, подробно и обстоятельно растолкованным в Лицзи, почтительный сын должен всю жизнь преданно заботиться о родителях, прислуживать и угождать им, быть готовым на все во имя их здоровья и блага, чтить их при любых обстоятельствах. Даже если отец недобродетелен, если он злодей, вор или убийца, почтительный сын обязан лишь смиренно увещевать родителя, униженно просить его вернуться на стезю добродетели. В средневековом Китае считалось нормальным и даже поощрялось законом, что сын не смеет свидетельствовать против отца, что опять-таки восходит к Конфуцию, который как-то в полемике заявил, что прямота и честность не в том, чтобы предать отца, а в том, чтобы покрыть его, даже если он "украл барана".

Культ сыновней почтительности с течением времени достиг в Китае всеобщего признания, стал нормой жизни, а выдающиеся примеры сяо, собранные в сборнике "24 примера сяо", превратились в объект восхищения и подражания. Вот несколько образцов сяо из этого сборника: бедняк, продавший сына, чтобы накормить умирающую с голода мать, находит в огороде сосуд с золотом и надписью "за твое сяо"; восьмилетний мальчик в летние ночи не отгоняет от себя комаров - пусть они лучше жалят его, а то ведь станут беспокоить его родителей; почтительный сын в голодный год отрезал от себя кусок тела, дабы сварить бульон для ослабевшего отца; добродетельный ханьский император Вэнь-ди во время трехлетней болезни матери не отходил от ее ложа, лично готовил ей еду и пробовал все предназначавшиеся ей лекарства. Эти и многие другие аналогичные рассказы призваны были с детства воспитывать в почтительном сыне готовность к самопожертвованию во имя культа предков.

Культ семьи и клана. Конфуцианский культ предков и нормы сяо способствовали расцвету культа семьи и клана. Семья считалась сердцевиной общества, интересы семьи намного превосходили интересы отдельно взятой личности, которая рассматривалась лишь в аспекте семьи, сквозь призму ее вечных.- от далеких предков к отдаленным потомкам - интересов. Подросшего сына женили, дочь выдавали замуж по выбору и решению родителей, причем это считалось настолько нормальным и естественным, что проблема любви при этом вовсе не вставала. Любовь, т. е. нечто личное и эмоциональное, всегда находилась в совсем иной плоскости, на неизмеримо более низком уровне, чем интересы семьи, считавшиеся категорией высокого морального долга, "и". Любовь могла придти после брака, могла и не приходить вовсе (мужчины из состоятельных семей могли компенсировать ее отсутствие выбором себе наложницы по вкусу - этому жена не имела права препятствовать, хотя на практике случалось по-разному). Но это никогда не мешало нормальному существованию семьи и выполнению супругами своего осознанного социально-семейного долга, который выражался опять-таки в соблюдении интересов семьи, т. е. в рождении Детей, прежде всего сыновей, призванных продолжить род, упрочить позиции семьи в веках.

Отсюда - постоянная тенденция к росту семьи. Большая нерасчлененная семья (та семья, которую имел в виду Конфуций, когда он сравнивал ее с государством) существовала и до Конфуция, но по преимуществу среди знати. Конфуцианство своим культом предков и сяо создало дополнительные стимулы для ее небывалого расцвета: при наличии хотя бы мало-мальски благоприятных экономических возможностей стремление к совместному проживанию близких родственников становилось решающим импульсом и резко преобладало над сепаратистскими тенденциями. В результате большие семьи, включавшие в себя несколько жен и наложниц главы семьи, немалое число женатых сыновей, множество внуков и иных родственников и домочадцев, стали весьма распространенным явлением на протяжении всей истории Китая (образ жизни одной из них хорошо описан в классическом китайском романе "Сон в красном тереме"). Такие семьи делились обычно лишь после смерти отца, а то и обоих родителей. Старший сын занимал место главы семьи и получал большую долю наследства, в том числе и дом с храмом предков, тогда как остальная часть общего имущества делилась поровну между всеми остальными сыновьями. Все новые семьи, основанные младшими братьями (а каждый из них становился главой своего, бокового по отношению к главному культа предков), в течение длительного времени продолжали находиться в зависимости от старшего брата, являвшегося теперь главой основной линии культа, общего для всего клана. Возникал мощный разветвленный клан сородичей, крепко державшихся друг за друга и населявших порой целую деревню, особенно на юге страны, где кланы бывали наиболее сильны.

Разумеется, в рамках такого клана в принципе действовали все те же социально-экономические закономерности, что и в масштабах общества в целом. Одни семьи за десятилетия становились беднее и приходили в упадок, другие, напротив, могли разбогатеть, причем в этом случае к ним начинали тяготеть обедневшие сородичи и их дом становился центром клана. Бедные родственники за мелкие подачки помогали своему разбогатевшему сородичу, а богатый хозяин клана умело использовал семейно-клановые традиции для беззастенчивой эксплуатации их труда. Возникала семейно-клановая корпорация, в рамках которой верхи и низы были крепко спаяны как родством, так и традициями, нормами клановой взаимопомощи, основанными все на том же культе предков и сяо.

Сила и авторитет этих корпораций признавались властями, охотно предоставлявшими им решение различных мелких тяжб и внутренних деревенских дел. И сами кланы ревниво следили за сохранением за ними этих прав. Символом их кланового единства был родовой храм предков с могильными и храмовыми землями, отчуждать которые считалось недопустимым. В эти храмы в дни торжественных праздников собирались все члены клана, подчас сотни сородичей. После ритуальной части на таких собраниях решались и деловые вопросы. Принято было выносить на суд родственников все заботы, как гражданские и имущественные, так и сугубо интимные: не было ничего святого, своего, личного, чего не должны были бы знать семья и клан.

И в семье, и в обществе в целом любой, в том числе влиятельный глава семьи, важный чиновник императора, всегда представлял собой, прежде всего социальную единицу, вписанную в строгие рамки конфуцианских традиций, выйти за пределы которых было невозможно: это означало бы "потерять лицо", а потеря лица для китайца равносильна гражданской смерти. И если сынки богатых родителей в молодости могли позволить себе протранжирить толику отцовских денег в злачных местах больших городов, то это бывало лишь эпизодом в их жизни, не более. В принципе отклонения от нормы не допускались, и никакой экстравагантности, оригинальности ума или внешнего облика китайское конфуцианское общество не поощряло: строгие нормы культа предков и соответствующего воспитания подавляли эгоистические наклонности в ребенке с детства. Человек с первых лет жизни привыкал к тому, что личное, эмоциональное, свое на шкале ценностей несоизмеримо с общим, принятым, рационально обусловленным и обязательным для всех.

Рассмотренные выше аспекты теории и практики конфуцианства не исчерпывают всего того, что, включало в себя это учение. Но именно эти важнейшие принципы социальной политики и этики были главным в конфуцианстве, им было суждено сыграть решающую роль в судьбах Китая.

Конфуцианство и легизм. Процесс превращения конфуцианства в официальную доктрину централизованной китайской империи занял немалое время. Сначала необходимо было детально разработать учение, добиться его распространения в стране, что и было с успехом исполнено последователями Конфуция. Философ любил говорить, что он не создает, а только передает потомкам забытые традиции великих древних мудрецов. Действительно, многое из того, чему учил Конфуций, было уже в зародыше ранее. Однако нет необходимости доказывать, сколь важное, значение имеет вовремя сделанный акцент. В этом смысле проделанную Конфуцием огромную работу по трансформации древних институтов и традиций, приспособлению их к условиям развитого общества нельзя не считать оригинальной и творческой. Конфуцианцы, многие из которых посвятили свою жизнь профессии учителя, уделили массу времени и сил обработке и интерпретации тех древних сочинений, которые использовались ими в процессе обучения. Основная тенденция отбора сводилась к тому, чтобы сохранить все наиболее важное и всячески усилить в нем назидательный акцент. Так были отредактированы книга песен Шицзин, книга исторических преданий Шуцзин, летопись Чуньцю, которые включали в себя почти все из сохранившихся сведений о наиболее древних и потому особо почитавшихся страницах китайской истории. Именно из этих конфуцианских книг китайцы последующих поколении узнавали о древности; само чтение и изучение их способствовали усвоению основ конфуцианства.

Успехам конфуцианства в немалой степени способствовало и то, что это учение базировалось на слегка измененных древних традициях, на привычных нормах этики и культа. Апеллируя к самым тонким и отзывчивым струнам души китайца, конфуцианцы завоевывали его доверие тем, что выступали за милый его сердцу консервативный традиционализм, за возврат к "доброму старому времени", когда и налогов было меньше, и люди жили лучше, и чиновники были справедливее, и правители мудрее...

В условиях эпохи Чжаньго (V-III вв. до н. э.), когда в Китае ожесточенно соперничали различные философские школы, конфуцианство по своему значению и влиянию стояло на первом месте. Но несмотря на это, предлагавшиеся конфуцианцами методы управления страной тогда не получили признания. Этому помешали соперники конфуцианцев - легисты.

Учение законников-легистов резко отличалось от конфуцианского. В основе легистской доктрины лежал безусловный примат писаного закона, сила и авторитет которого должны держаться на палочной дисциплине и жестоких наказаниях. Согласно легистским канонам, разрабатывают законы мудрецы-реформаторы, издает их государь, а осуществляют на практике специально отобранные чиновники и министры, опирающиеся на мощный административно-бюрократический аппарат. Почтение к закону и администрации обеспечивается специальной системой круговой поруки, которая, в свою очередь, держится на практике суровых наказаний даже за мелкие проступки. Наказания уравновешиваются поощрением за лояльность в виде присвоения очередного ранга, повышающего социальный статус его обладателя. В учении легистов, практически не апеллировавших даже к Небу, рационализм был доведен до своей крайней формы, порой переходившей в откровенный цинизм, что можно легко проследить на примере деятельности ряда легистов-реформаторов в различных царствах чжоуского Китая в VII-IV вв. до н. э. Однако не рационализм или отношение к Небу было основным в противостоянии легизма конфуцианству. Гораздо важнее было то, что конфуцианство делало ставку на высокую мораль и древние традиции, тогда как легизм выше всего ставил закон, державшийся на строгих наказаниях и требовавший абсолютного повиновения сознательно оглупленного народа. Конфуцианство ориентировалось на прошлое, а легизм бросал этому прошлому открытый вызов, предлагая в качестве альтернативы крайние формы авторитарной деспотии.

Грубые методы легизма для правителей были более приемлемыми и эффективными, ибо они позволяли тверже держать в руках централизованный контроль над частным собственником, что имело огромное значение для усиления царств и успехов в их ожесточенной борьбе за объединение Китая. Наиболее последовательно легистские реформы были проведены министром Шан Яном в окраинном западном царстве Цинь, которое после этих реформ, покончивших с пережитками патриархально-кланового прошлого, стало быстро усиливаться. Усиление Цинь привело в конце III в. до н. э. к захвату правителем этого царства всей территории чжо-уского Китая и к провозглашению им новой династии - Цинь. Основатель династии император Цинь Ши-хуан-ди (259-210 гг. до н. э.) распространил на весь Китай ту схему администрации, которая была выработана Шан Яном. Все население большой страны с сильными патриархально-клановыми традициями, укрепившимися во многом стараниями конфуцианцев, было обязано беспрекословно повиноваться эдиктам императора. Шедшие вразрез с установившимися нормами, эти эдикты вызывали протесты, в стране возникали конфликты, зрело недовольство, подавлявшееся насилием и репрессиями. Неслыханные поборы и повинности, взимавшиеся с населения (жители Поднебесной обязаны были одновременно строить Великую стену и дворцовый комплекс в столице, что крайне истощало казну и силы людей), привели к кризису. Кризис завершился мощным народным восстанием, которое вскоре после смерти Цинь Ши-хуанди смело с лица земли основанную им империю, на обломках которой предводитель восставших крестьян Лю Бан основал новую династию Хань.

С династией Цинь был скомпрометирован и пал легизм. Проверка на практике его идей оказалась достаточной, чтобы выявить его несостоятельность для Китая того времени. Откровенно тоталитарная доктрина легистов с ее презрением к людям во имя процветания государства оказалась нежизнеспособной; легизм потерпел поражение. Но для сохранения уже сложившейся имперской структуры, для процветания ее господствующих верхов, осуществлявших свою власть с помощью мощного административно-бюрократического аппарата, созданного стараниями легистов, необходима была доктрина, которая сумела бы придать всей этой системе благопристойный и респектабельный облик. Такой доктриной оказалось конфуцианство.

Синтез конфуцианства и легизма оказался не столь уж сложным делом. Во-первых, несмотря на многие различия, легизм и конфуцианство имели немало общего: сторонники обеих доктрин мыслили рационалистически, для тех и других государь был высшей инстанцией, министры и чиновники - его основными помощниками в управлении, а народ - невежественной массой, которой следовало руководить должным образом для ее же блага. Во-вторых, синтез этот был необходим: введенные легизмом методы и институты (централизация администрации и фиска, суд, аппарат власти и т. п.), без которых нельзя было управлять империей, в интересах той же империи следовало сочетать с уважением к традициям и патриархально-клановым связям. Это и было сделано, причем наибольший вклад в осуществление синтеза внес ханьский император У-ди, министр-реформатор которого Дун Чжун-шу сильно видоизменил характер первоначального конфуцианства и превратил его в официальную государственную идеологию.

Трансформация конфуцианства. Превращение конфуцианства в официальную идеологию явилось поворотным пунктом, как в истории этого учения, так и в истории Китая. Придя на службу, став чиновниками, взяв в свои руки управление страной с ее сложившейся социальной структурой и мощным централизованным бюрократическим аппаратом, конфуцианские ученые стали по-иному относиться к собственной доктрине. В центре их внимания оказались теперь интересы сохранения и упрочения той системы, с которой они себя идентифицировали и которую считали реализацией заветов Конфуция. Это означало, что на передний план в трансформированном в Хань конфуцианстве должны были выйти те положения учения и в таких формах, какие способствовали бы сохранению и неизменности принятых и признанных всеми порядков.

Если раннее конфуцианство, призывая учиться у древних, предполагало за каждым право самому размышлять, то теперь входила в силу доктрина абсолютной святости и непреложности древних канонов и мудрецов, каждого их слова. Чтобы служить задачам стабилизации государства, обеспечения надежности и безукоризненного функционирования его чиновничье-бюро-кратического аппарата, конфуцианство неминуемо должно было стать системой жестких канонов, каждый элемент которой строго определен, принят к сведению и неукоснительному исполнению. Добиться, этого было тем более несложно, что за долгие века своего существования конфуцианские сочинения уже достаточно обросли толкованиями и комментариями, получившими силу традиции и авторитет давности. Став у руля правления страной, конфуцианство еще более решительно повернулось назад, лицом к прошлому. Не в будущем, неведомые дали которого едва ли могут предвещать что-либо достойное внимания, а в древности, в прошлом, был "золотой век" - именно он должен всегда служить образцом. Древние мудрецы все знали и умели, все постигли и решили, установили и завещали потомкам. Превзойти их невозможно и не следует, даже попытка такого рода - это кощунство, могущее привести к печальным последствиям.

Конфуцианство сумело занять ведущие позиции в китайском обществе, приобрести структурную прочность и идеологически обосновать свой крайний консерватизм, нашедший наивысшее выражение в культе неизменной формы. Соблюсти форму, во что бы то ни стало сохранить вид, не потерять лицо - все это стало теперь играть особо важную роль, ибо рассматривалось как гарантия стабильности.

Превращение конфуцианства в жесткую консервативную схему, имевшую заранее готовый и строго фиксированный ответ-рецепт для любого случая, оказалось очень удобным для организации управления огромной империей. Патерналистская оболочка умело камуфлировала эксплуататорскую сущность чиновничье-бюрократического государства с его хорошо налаженной системой государственного крепостничества. Правителей империи реформированное конфуцианство вполне устраивало, но оно накладывало на них и определенные обязательства перед конфуцианской доктриной - обязательства, имевшие характер гарантии лояльности.

Опираясь на древние представления о Небе и высшей небесной благодати дэ, конфуцианство выработало постулат, согласно которому правитель получал божественный мандат (мин) на право управления страной лишь постольку, поскольку он был добродетельным - в конфуцианском смысле этого слова. Отступая от принятых норм (выражением чего были произвол власти, экономический упадок, социальный кризис, волнения и т. п.), правитель терял дэ и право на мандат. Более того, Мэн-цзы сформулировал даже тезис о праве народа на восстание против недобродетельного правителя и о насильственной смене мандата (гэ-мин - этим термином и ныне в Китае обозначается понятие "революция"), и этот тезис всегда служил суровым предостережением императорам, которые пытались отклоняться от конфуцианской нормы. На страже нормы бдительно стояли конфуцианские ученые-чиновники - наследники жрецов-чиновников иньско-чжоуского Китая, олицетворявшие единство и слитность высшей администрации и религиозно-идеологической власти. Воспроизводство этих ученых-чиновников превратилось в конфуцианском Китае в одну из важнейших задач государственного значения.

Конфуцианское воспитание и образование. Начиная с эпохи Хань, конфуцианцы не только держали в своих руках управление государством и обществом, но и заботились о том, чтобы конфуцианские нормы и ценностные ориентиры стали общепризнанными, превратились в символ "истинно китайского". Практически это привело к тому, что каждый китаец по рождению и воспитанию должен был, прежде всего, быть конфуцианцем. Это не означало, что каждый был знаком со всей суммой конфуцианских истин. Это означало другое: с первых шагов жизни каждый китаец в быту, обращении с людьми, в исполнении важнейших семейных и общественных обрядов и ритуалов действовал так, как это было санкционировано конфуцианскими традициями. И даже если со временем он усваивал кое-что иное и становился, например, даосом, буддистом, даже христианином - все равно, пусть не в убеждениях, но в поведении, обычаях, манере мышления, речи и во многом другом, часто подсознательно, он оставался конфуцианцем.

Воспитание начиналось с семьи, с малолетства, с приучения к культу предков и нормам сяо, к строгому соблюдению церемониала в семье и особенно на людях, в обществе. В простых крестьянских семьях конфуцианское образование часто этим и ограничивалось; в более зажиточных семьях детей учили грамоте, знанию письменных канонов, классических конфуцианских сочинений. При этом следует заметить, что многие пассажи из Шуцзин и Шицзин, изречения из Луньюй и тем более заповеди и нормы Лицзи распространялись изустно. Их знали все, грамотные и неграмотные, знали с детства. Понятно изложенные конфуцианцами, они превратились в афоризмы, порой в трюизмы, и сделались достоянием массы, которая легко восприняла эту соответствовавшую древним традициям писаную норму, придав ей значение Великого Закона.

Соответственно сильно возросли авторитет и социальный статус грамотеев. В стране возник небывалый культ грамотности, иероглифа, культ конфуциански образованных моралистов-начетчиков, ученых-чиновников, способных читать, понимать и толковать запечатленную в священных книгах мудрость. Слой грамотеев-интеллектуалов, сосредоточивших в своих руках монополию на знание, образование и управление, занял в Китае место, которое в других обществах занимали дворянство, духовенство и бюрократия вместе взятые.

Вся система образования в средневековом Китае была ориентирована на подготовку знатоков конфуцианства. Хорошее знание древних текстов, умение свободно оперировать изречениями мудрецов и, как вершина, умение писать сочинения, в свободном стиле излагавшие и комментировавшие мудрость древних,- такова была программа обучения в китайской школе, казенной и частной. На протяжении тысячелетий именно это считалось в Китае наукой, тогда как все дисциплины негуманитарного цикла и особенно естествознание не считались достойными серьезного внимания: ведь изучение всех прочих дисциплин, включая математику, в лучшем случае давало человеку определенные познания, но никогда не предоставляло ему привилегий. Изучение же священной конфуцианской науки открывало перед любым путь наверх, обеспечивало возможность сделать карьеру, добиться почестей, власти и богатства.

Дать сыну образование и вывести его "в люди" - мечта каждой семьи в Китае, но осуществить ее было нелегко. Следовало изучить несколько тысяч иероглифов и с их помощью уметь разбираться в сложных древних текстах, написанных малопонятным письменным языком. На это уходили долгие годы упорного труда, да и давалась грамота далеко не всем. Следует заметить, однако, что облагодетельствовать и выучить бедного, но способного сородича считалось делом чести всей родни и сулило ей в случае успеха немало выгод, что обычно стимулировало благотворительность. В результате наиболее удачливые, способные и усидчивые ученики, имевшие достаточно сил, упорства, умения и терпения, могли овладеть всей суммой знаний, необходимых на конкурсных экзаменах.

Система экзаменов и сословие шэньши. Истоки системы конкурсного отбора восходят к чжоускому Китаю: правители царств были заинтересованы в выдвижении подходящих кандидатов на должности чиновников, о чем есть упоминания в источниках. Придя к власти в эпоху Хань (III в. до н. э.-III в. н. э.), конфуцианцы превратили конкурсные экзамены в главный, а позже фактически в единственный путь, который давал возможность войти в состав правящей элиты, должным образом подготовленной для управления страной в духе традиционных конфуцианских принципов. Начиная с Тан (VII-X вв.) экзаменационная система выглядела-с многочисленными вариациями - примерно следующим образом.

Подготовленные к экзамену на низшую степень сю-цай выпускники школ, а также самостоятельно изучавшие каноны соискатели ежегодно съезжались в уездный центр, где под бдительным надзором высокопоставленных чиновников проводился экзамен. В специально оборудованном помещении в одиночку и под строгим контролем каждый экзаменующийся в течение двух-трех суток должен был без книг и пособий, по памяти, написать поэму из 60 слов, сочинение по поводу какого-либо события в древности, а также трактат на отвлеченную тему. Конкурс был обычно суров, а квота жестка: степень получали 2-3%, реже 5% экзаменовавшихся, которые тем самым завоевывали желанное и высоко ценившееся право экзаменоваться на вторую степень цзюйжэнь. Здесь требований были еще жестче, х,отя круг вопросов оставался тем Же.

Успешно прошедшие через эти испытания могли держать экзамен на высшую степень цзиньши, проводиз-шийся в столице раз в два-три года. За проведением его следили высшие сановники и сам император. Из тех, кто получил третью степень, черпались кадры для замещения ключевых постов в системе бюрократической администрации. Перед ними почти автоматически открывался путь к высоким должностям, почету, славе и богатству. Те, кто имел лишь две степени, этих прав не получали, но и они пользовались высоким престижем, являлись кандидатами на второстепенные должности, оказывали немалое политическое влияние в пределах своего уезда, обладали различными источниками кредита, особенно со стороны торговцев, которым всегда льстили знакомство, родство или хотя бы связи с высокопоставленными лицами. Даже обладатели одной только низшей степени, которых в стране было немало, ощущали внимание и уважение со стороны соседей и родни, готовность считаться с их мнением и пользоваться их советами и помощью со стороны местных властей.

Все обладатели степеней (частично также и огромная масса их соискателей) составляли в старом конфуцианском Китае особое сословие шэньши. Сословие шэньши всегда играло в Китае роль господствующего привилегированного класса, хотя никогда не было классом в точном смысле этого слова.

Каждый, кто проникал в слой шэньши, тем более получал хотя бы одну ученую степень, приобретал социальные и весьма ощутимые материальные привилегии. Поэтому шэньши были богатыми людьми, преимущественно землевладельцами (деньги в Китае почти всегда вкладывались в приобретение земель). Однако богатство само по себе не обеспечивало принадлежности к сословию, хотя сыну богатого было легче получить образование и оказаться в рядах шэньши. Кроме того, характерная для богатых семей практика - обилие сыновей и отсутствие принципа майората, из-за чего даже самое значительное имущество уже в третьем поколении исчислялось лишь сотыми его долями и становилось практически небольшим,- приводила к тому, что слой шэньши всегда был мобилен. Одни, более удачливые и упорные, вливались в него, другие, получившие в наследство небольшую часть имущества отца или деда и сами не преуспевшие в учении и сдаче конкурсных экзаменов, оказывались за его пределами. Ни конфуцианство как господствующая идеология, ни система политической администрации империи от этого ни в коей мере не страдали. Напротив, регулярное естественное обновление слоя шэньши за счет упорных, способных и честолюбивых новых его членов способствовало тому, что ключевые позиции в китайской империи обычно оказывались в руках действительно понаторевших в своем деле ученых-конфуцианцев, для которых незыблемость существующего строя была гарантией их личного успеха и процветания.

Конфуцианцы в истории Китая. Конфуцианцы и рекрутировавшиеся из их числа чиновники обычно эффективно управляли всей огромной империей за исключением тех периодов, когда Китай находился в состоянии кризиса и центральная власть заметно ослабевала. В периоды кризисов с особой силой проявлялась весьма характерная закономерность: мздоимство и коррупция, никогда не исчезавшие, но в периоды эффективного функционирования центральной власти, находившиеся в определенных рамках и официально весьма строго преследовавшиеся, расцветали пышным цветом. Это обычно бывало дополнительным фактором, способствовавшим углублению кризиса. Но именно в периоды глубокого упадка и развала империи в среде чиновничества и шэньши всегда отыскивались популярные деятели, которые находили в себе мужество пойти против течения и резко обличали пороки современного им общества. При этом они руководствовались не только интересами страдающего народа; гораздо более они были озабочены нелегкой задачей спасти готовый рухнуть порядок вечных и священных принципов конфуцианского государства.

Призывы этих "честных чиновников" (как они официально именуются в китайской конфуцианской историографии) обычно не мешали кризису идти своим чередом. Однако их деятельность отнюдь не была бесполезной. Некоторые из них присоединялись к восставшим крестьянам и даже становились во главе движения, а вслучае его удачи - советниками нового императора. Кроме того, сам факт социального протеста со стороны конфуцианцев в суровую для Китая годину немало способствовал процветанию и популярности конфуцианства в целом. Во-первых, своими обличениями и участием в народных восстаниях они как бы практически реализовывали тезис о добродетельности императора и смене мандата: недостойный правитель, доведший страну до катастрофы, терял власть, которая при их помощи и участии попадала в руки достойного. Во-вторых, после смерти "честных чиновников", особенно если они становились жертвой репрессий со стороны правителя, деяния и личности их обрастали легендами, а эти легенды поддерживали в народе культ мудрых и добродетельных, справедливых и заботливых конфуцианских ученых-чиновников.

Культ этот всегда был очень заметен в Китае. Не аристократ или священник, не дворянин-рыцарь или офицер-дуэлянт, а именно ученый-чиновник, грамотей-начетчик всегда был социальным идеалом в старом Китае. Вся направленность социальных устремлений, весь импульс жизни, все личные желания каждого честолюбивого китайца концентрировались на этом: в многочисленных новеллах и романах, драмах и стихах основная сюжетная линия почти всегда так или иначе была связана с темой бедного студента, который благодаря терпению, труду, стараниям и способностям преодолел все препятствия, успешно сдал экзамены, получил должность и оказался на вершине почета, славы и богатства. При этом речь шла не просто о грамотности, образованности и причастности к власти. Мудрость шэньши опиралась, в конечном счете на священные конфуцианские каноны, которые в своей сумме считались сокровищницей обожествленных истин. Каждый причастный к этим истинам даже внешне, по формальным признакам, резко отличался от простого народа.

Культ формы в конфуцианстве. Понятие "китайские церемонии" затрагивает жизнь и быт каждого китайца - ровно настолько, насколько каждый китаец в старом Китае был причастен к конфуцианству. В этом смысле церемониальные нормы можно было бы сопоставить с религиозными: подобно тому, как в рамках иных религий все детали ритуала обычно бывали известны лишь посвященным из числа духовенства, зна" ние всего комплекса церемоний было привилегией ученых-чиновников и шэньши.

Среди этого образованного слоя тщательное соблюдение всех церемоний и деталей этикета, регламента в поступках, движениях, одежде, украшениях, выезде и т. п. не только было естественным и обязательным, отличительным признаком, но и считалось условием престижа, критерием образованности. Подчеркнутым соблюдением всех условностей и формальностей шэнь-ши стремились как бы лишний раз обозначить ту границу, которая отделяла их от неграмотной массы китайцев, знакомых с церемониалом лишь в самых общих чертах. Шэньши и чиновники особенно долго и тщательно соблюдали траур по умершим предкам (на время траура по родителям чиновник на два с лишним года уходил в отставку с сохранением жалованья и права возвратиться на должность после траура). Они считали делом своей чести устроить пышные похороны, стоившие иногда целого состояния,- всего этого требовал их статус, престиж, претензия формально отличаться от простого китайца, для которого весь церемониал, ограничивался упрощенными обрядами.

Культ формы породил в среде конфуцианских шэньши странное переплетение чувства сильного самоуважения с показным самоуничижением. Нормы поведения предполагали уничижительный тон обеих сторон по отношению к себе ("Я, ничтожный, осмеливаюсь побеспокоить...", "Как Ваша драгоценная фамилия?", "Ваш недостойный слуга надеется..." и т. п.). Однако такая форма общения не означала, что собеседники - даже если их поза, поклоны, жесты, мимика соответствовали самоуничижительному тону - действительно считают себя ничтожными. Напротив, у всех них, как правило, было обостренное чувство собственного достоинства, а самой страшной, непереносимой обидой, катастрофой для любого из них была "потеря лица" - публичное унижение, обличение, обвинение в чем-то недостойном, не соответствующем его чину, положению, образованию, воспитанию. Публичное обвинение, например, во взяточничестве, мошенничестве на экзаменах и т. п. было для чиновника или шэньши, независимо от полагавшегося за это наказания, моральной смертью.

Форма в конфуцианском Китае была эквивалентом религиозного ритуала, например молитвы в христианстве или исламе, аскезы или медитации в индуизме и буддизме. Более того, ни в одной из развитых религиозных систем, даже в исламе с его обязательной ежедневной пятикратной молитвой, жизнь людей не окутывалась такой густой паутиной обязательных церемоний. И дело даже не только в том, что регламент сковывал возможности человека - воспитание помогало приспособиться, человек привыкал и исполнял церемониал автоматически, не задумываясь. Дело в ином: чем плотнее била сеть обязательного церемониала, тем более приближался человек к состоянию автомата. Ни свободного волеизъявления, ни смелости и непосредственности в чувствах, ни стремления к гражданским правам - все это замещалось, вытеснялось жесткой тенденцией к конформизму, к полному и автоматическому соблюдению детально разработанной и веками апробированной формы. И только нарушение отрегулированной жизни, кризисы временами заставляли страну и народ встряхнуться, однако и в этих случаях дело, как правило, ограничивалось лишь восстановлением нарушенного порядка, реабилитацией пошатнувшейся было структуры с ее культом внешней формы.

Конфуцианство - регулятор жизни Китая. Конфуцианское централизованное государство, существовавшее за счет ренты-налога с крестьян, не поощряло чрезмерного развития частного землевладения. Коль скоро усиление частного сектора переходило допустимые границы, это вело к значительному снижению доходов казны и расстройству всей административной системы. Возникал кризис, и в этот момент начинал действовать конфуцианский тезис об ответственности императоров и их чиновников за дурное управление. Кризис преодолевался, но чаще всего сопровождавшее его восстание развеивало в прах все, что было достигнуто частным сектором: о какой гарантии прав частных, владельцев" могла идти речь в дни, когда страна была в пламени войны, а власть осуществлялась крестьянскими вождями или иноплеменными захватчиками, экспроприировавшими всех и вся? После кризиса центральная власть в лице нового императора и его окружения становилась сильнее, а частный сектор должен был начинать все заново.

Примерно такую же роль играло конфуцианство и в социальных процессах. Центральной власти в Китае всегда противостояли различные могущественные кланы и корпорации - ремесленные и торговые объединения, землячества, секты, тайные общества и т. п., которые в какой-то мере нейтрализовывали и ограничивали всемогущество центральной администрации. Они были основаны все на тех же конфуцианских принципах строгого патернализма, железной дисциплины и строжайшего церемониала (несмотря на то, что многие из этих корпораций, особенно секты и тайные общества, чаще всего были даосско-буддийскими, а не конфуцианскими). Поэтому в периоды кризисов и восстаний, когда центральная власть ослабевала и фактически сходила на нет, они играли немаловажную роль как в выполнении функций местной власти и защиты элементарного порядка, так и в качестве местной основы, на которой сравнительно легко возрождалась новая власть с конфуцианством в качестве ее неизменной идеологической и организационной опоры.

Наконец, конфуцианство выступало и как регулятор во взаимоотношениях страны с Небом и - от имени Неба - с различными племенами и народами, населявшими мир. Конфуцианство поддержало и вознесло созданный еще в иньско-чжоуское время культ правителя, императора, "сына Неба", управляющего Поднебесной от имени великого Неба. С течением времени сложился подлинный культ Поднебесной, Срединного государства, рассматривавшегося как центр Вселгенной, вершина мировой цивилизации, средоточие истины, мудрости, знания и культуры, реализация священной воли Неба. Отсюда был только шаг до разделения всего мира на цивилизованный Китай и некультурных варваров, населявших окраины, прозябавших в темноте и невежестве и черпавших знания и культуру из одного только источника - из центра мира, из Китая. Любое прибытие в Китай иностранцев всегда рассматривалось как признание сюзеренитета сына Неба, как готовность принять культурные ценности великого Китая. Многие соседи Китая - гунны, тоба, монголы, маньчжуры,- спорадически завоевывавшие Срединную империю и даже основывавшие свои династии, со временем неизменно окитаивались, что укрепляло в китайцах сознание превосходства их культуры. Оказавшимся на императорском троне варварам-завоевателям всегда приходилось - за неимением альтернативы - принимать конфуцианскую систему администрации, и это тоже как бы подтверждало концепцию о вечности и совершенстве конфуцианства и регулировавшейся им китайской империи, китайской цивилизации.

Религия ли конфуцианство? В конкретных условиях китайской империи конфуцианство играло роль основной религии, выполняло функции официальной государственной идеологии. Выдвинутая им на первый план и тщательно культивируемая социальная этика с ее ориентацией на моральное усовершенствование индивида в рамках корпораций и в пределах строго фиксированных, освященных авторитетом древности норм была, по существу, эквивалентом той слепой и окрашенной мистикой, порой даже экстазом веры, которая лежит в основе других религий. Эта замена была логичной, естественной именно в Китае, где рациональное начало еще в древности оттеснило эмоции и мистику, высшим божеством считалось строгое и ориентированное на добродетель Небо и где в качестве великого пророка выступал не вероучитель, склонный к видениям и откровениям (будь то Иисус, Моисей, Мухаммед или Будда), а мудрец-моралист Конфуций.

Не будучи религией в полном смысле слова, конфуцианство стало большим, нежели просто религия. Конфуцианство - это также и политика, и административная система, и верховный регулятор экономических и социальных процессов - словом, основа всего китайского образа жизни, принцип организации китайского общества, квинтэссенция китайской цивилизации. В определенном смысле можно сказать, что именно благодаря конфуцианству со всем его культом древности и консерватизмом китайское государство и общество не только просуществовало свыше двух тысяч лет в почти не менявшемся виде, но и приобрело такую гигантскую силу консервативной инерции, что революционный XX век, покончивший с конфуцианством как официальной идеологией и активно развенчавший эту доктрину, пока еще далеко не вправе считать себя победившим все восходящие к конфуцианству и питающиеся его соками консервативные традиции.

В течение двух с лишним тысяч лет конфуцианство формировало умы и чувства китайцев, влияло на их убеждения, психологию, поведение, мышление, речь, восприятие, на их быт и уклад жизни. В этом смысле конфуцианство не уступает ни одной из великих религий мкра, а кое в чем и превосходит их. Конфуцианство заметно окрасило в свои тона всю национальную куль-. туру Китая, национальный характер его населения. Оно сумело стать - во всяком случае для старого Китая - незаменимым.

Нет страны, с которой современный россиянин сталкивался бы чаще, чем с Китайской Народной Республикой. Товары даже самого высокого качества на поверку оказываются made in China , президент объявляет отношения с Китаем приоритетными для России, в Сибири растут чайна-тауны. Присутствие восточного соседа становится все более ощутимым, а необходимость понять его — все более насущной.

Двроец Большого Успеха. Одно из центральных зданий в храмовом комплексе Конфуция в Пекине

Но понять Китай невозможно, не познакомившись с его религией. Китай без Конфуция все равно что Россия без Пушкина.

«Оказавшись в Китае, нужно непременно проехать по знаменитым местам древнего мудреца Конфуция», — с этой мыслью я садился в общий вагон поезда, направлявшегося в провинцию Шаньдун. Вы смотрели в детстве кино про Гражданскую войну? Так вот китайский «общий вагон» — это нечто подобное. Тюки. Десять мест в одном ряду. Люди лежат и стоят в проходах. Тамбуры забиты толпами пассажиров под завязку.

В вагоне на меня поначалу смотрели как на негра в глухой сибирской деревне. Что, мол, за дикий иностранец среди честного азиатского люда? Общение пошло в гору, когда народ понял, что я еду на родину Конфуция, в город Цюйфу. На непередаваемой смеси китайских, английских и русских слов попутчики стали говорить о своей любви к Кун-цзы (так местные жители называют Конфуция). Студент-харбинец рассказал, что со школьных лет помнит древние изречения о почитании старших. Компания картежников отложила игру, чтобы объяснить мне дорогу к знаменитому дворцу Яньшэнгун-фу. Я показал им православный крест: христианам, мол, Конфуций тоже интересен. Уже перед выходом на ночной перрон дружба народов зашла так далеко, что мы всем дорожным колхозом без единого грамма спиртного спели «Подмосковные вечера». Кто же такой Конфуций? Почему упоминание о нем на китайской земле позволяет растопить ледок недоверия в общении с незнакомцами?

Без богословия

Две с половиной тысячи лет тому назад, 27 августа 551 года до Р. Х., появился на свет младенец. В Китае это было время разброда и морального упадка. Великая империя династий Шан и Чжоу распалась на многочисленные, воюющие между собой мелкие царства. Авторитет центральной власти был близок к нулю. Местные властители в основном заботились лишь о своем обогащении, простой народ бедствовал… Мальчик был сыном 63-летнего чиновника Шулян Хэ и 17-летней наложницы по имени Янь Чжэнцзай. Чиновник вскоре скончался, и Янь Чжэнцзай вместе с сыном покинула дом, в котором он родился. Несмотря на знатное происхождение, Конфуций много работал и жил в бедности. В 17 лет он занимал должность государственного чиновника, хранителя амбаров. Вскоре в его ведение поступил и скот государства Лу. «Быки и овцы должны быть хорошо откормлены — вот моя забота» — таковы были слова мудреца. Позднее он учил других: «Не беспокойся о том, что не занимаешь высокого поста. Беспокойся о том, хорошо ли служишь на том месте, где находишься».

После смерти матери Конфуций ушел в отставку и сосредоточился на изучении древней китайской мудрости и ритуалов. К 30 годам он решился набрать учеников и создать свою школу. Учительство стало настоящим призванием молодого человека. Потом его назовут Кун-фу-цзы (Кун-цзы), что означает «Учитель из рода Кун». Китайская культура навсегда свяжется с его именем. Именно его учение поможет сцементировать воедино возродившуюся Поднебесную империю.

В Пекине на этом месте поклоняются Конфуцию с 13 века

Конфуций не любил говорить о себе, весь свой жизненный путь он описал в нескольких строчках:

«В 15 лет я обратил свои помыслы к учению.

В 30 лет я обрел прочную основу.

В 40 лет я сумел освободиться от сомнений.

В 50 лет я познал волю Неба.

В 60 лет я научился отличать правду от лжи.

В 70 лет я стал следовать зову моего сердца и не нарушал Ритуала».

Каждый день храм Конфуция а Пекине посещает много туристов

Наиболее известные изречения «Мастера Куна» записаны его учениками и собраны в книге «Лунь Юй» («Беседы и суждения»), которая стала особо почитаемой книгой конфуцианства. Мне больше всего запомнилось вот это пророческое место из 24-го стиха пятнадцатой главы «Лунь Юй»:

«[Ученик] Цзы-гун спросил:

— Найдется ли одно такое слово, которому можно было бы следовать всю жизнь?

Учитель ответил:

— Не таково ли сострадание? Чего себе не пожелаешь, того не делай и другим».

Алтарь в пекинском храме Конфуция. Здесь приносились мирные жертвы в честь Великого Учителя и его последователей. Считается, что иероглифы написаны китайскими императорами

Китайские изречения были записаны в V веке до Рождества Христова. Сравните их с откровением Господа пророку Моисею на Синайской горе примерно в XIII веке до Р. Х: «…люби ближнего твоего, как самого себя. Я – Господь» (Лев. 19, 18). Или со словами Иисуса Христа: «Итак, во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, ибо в этом закон и пророки» (Мф. 7: 12). Что Израиль, что древний Китай — заповедь Божия одна и та же. В Азии Господь вложил ее в уста праведного учителя Конфуция.

Спустя столетия после смерти учителя его последователи сформулировали «Три руководящих принципа» и «Пять постоянных правил». Первый и главный принцип — это подчинение подданных правителю. Затем следует принцип подчиненности сына отцу и жены мужу. Пять правил озвучивают самые важные конфуцианские добродетели: человечность (жэнь), праведность (и), ритуал или пристойность (ли), мудрость (чжи) и верность (синь). Все эти традиционные указания стали официальной идеологической основой китайского общества на всех уровнях, от социальных и личных ситуаций до глобальных политических коллизий.

Читаешь Конфуция и четко понимаешь, что он сознательно избегал богословских вопросов. Он не учил тонкостям в понимании Божественного. Он учил тому, как жить праведно самому и как праведно управлять другими: «Учитель редко говорил о выгоде, воле Неба и человеколюбии» (Лунь Юй, 1: 9). Нам, христианам, тоже можно спокойно принять многое из морального учения древнекитайского мудреца. Смотрите сами.

«Учитель сказал:

— Добродетель не бывает одинокой, у нее непременно появятся соседи» (Лунь Юй, 4: 25).

Преподобный Серафим Саровский сказал:

— Стяжи дух мирен, и тысячи вокруг тебя спасутся.

Что же получается? Мудрец Конфуций — это китайский предтеча христианства? Мысль соблазнительная. Многие поколения миссионеров пытались применить ее на практике.

Конфуцианцы чтут память четырех великих учеников Великого Учителя. "Приделы" в их честь находятся справа и слева от главного "алтаря"

Китайцы оказались несговорчивы

Первый контакт между конфуцианством и христианством, скорее всего, произошел во время династии Тан, когда древнехристианские еретики-несториане пришли в Китай через Персию. Доказательства этого события выгравированы на каменной стелле, которая была воздвигнута в 781 году и раскопана в 1623-м. Согласно надписи несторианского священника Адама, сириец-несторианин Алобэнь прибыл вместе со священниками в танскую столицу Чанъань (нынешний Сиань) в 635 году. Его приветствовал премьер-министр. Он был допущен на прием к императору. Через три года был основан столичный христианский монастырь Дацинь (или «Храм Персии»). Несторианское христианство искало поддержки в конфуцианстве, особенно в его этическом учении. В переводах библейских книг десять Господних заповедей были перефразированы. Первые четыре заповеди обобщались как «люди должны почитать и бояться Небесного Отца». Остальные шесть концентрировались на сыновнем почитании родителей (основное положение конфуцианства). Несториане сочетали служение правителю, родителям и Богу в триединое требование для верующих. Для закрепления в политической системе конфуцианского Китая несториане ввели ритуалы поклонения императору и устанавливали статуи танских императоров в местах богослужений.

Вот так выглядит жертвенник Конфуцию

Несторианство процветало по всей стране около двухсот лет. Однако к концу танской династии имперская толерантность к «заграничным религиям» исчерпалась. В 845 году начались массовые гонения на «варварские культы» — буддизм, несторианство и прочие иноземные верования. По документальным источникам тех времен, более двух тысяч несторианских миссионеров были высланы из Поднебесной империи.

Контакты христианского мира с Китаем прекратились на многие столетия. Лишь во времена монгольской династии Юань в Пекине вновь появились верующие во Христа. Однако европейские христиане того времени практически ничего не знали об учении Конфуция. Ситуация изменилась в XVII веке благодаря итальянцу Маттео Риччи. С 1597 года он возглавлял духовную миссию иезуитов на всей территории континентального Китая. В проповеди католицизма Риччи сделал ставку на образованную элиту Востока и на «локализацию» христианства для китайского общества. Это был блестящий проект!

Храм Конфуция в Цюйфу. Одна из достопримечательностей Цюйфу -- это дворец потомков Кун-цзы. Уже два года спустя после смерти Учителя правитель государства Лу постановил устроить на месте его дома храм. А ухаживать за храмом поручили внукам и правнукам Конфуция. Столетия спустя каждый император стремился по-своему прославить память великого мудреца. Храмовые помещения становились все помпезнее, ну а прямые потомки Конфуция продолжали жить неподалеку от могилы своего знаменитого пращура, получая все новые и новые титулы и привилегии. Усадьба и храм занимали большую часть площади средневекового Цюйфу

Иезуитский монах знакомил китайских придворных с новейшими техническими новинками того времени. Он в совершенстве изучил язык и письменную культуру новой для себя страны. В его внешнем облике ничто не напоминало о напыщенных папских легатах с выбритыми подбородками и макушками. Он отпустил длинную бороду и сменил западные одежды на облачение ученого конфуцианца. Маттео Риччи не представлял свою веру как нечто иностранное или новое. Вместо этого он учил, что китайская культура и народ всегда хранили веру в Истинного Бога. Христианство — это просто самое совершенное выражение древней веры. Поэтому китайский Господь Небесный (Тянь Чжу) — это Иисус Христос . Риччи поддерживал традиции почитания предков.

Храм Конфуция в Цюйфу изнутри

Такая проповедь принесла ему славу большого ученого при императорском дворце. Христианами стали образованнейшие люди миньской династии. Они поверили, что христианство — это то, чему учили правители древнейшей династии Чжоу и Конфуций. Католическая Церковь закрепилась в Китае. Риччи был с почестями похоронен в Пекине. Его могила сохранилась до сих пор и охраняется государством.

Однако взаимная приязнь между католиками и конфуцианцами недолго продержалась после смерти выдающегося миссионера. С китайской стороны стали раздаваться критические голоса против христиан: «То, что эти варвары считают добром и злом, противоречит истинному смыслу высказываний наших святых и мудрецов». С другой стороны, Ватикан тоже считал, что в «локализации» Христовой веры Риччи зашел за пределы возможного. В 1704 и 1715 годах Папа Римский издал указы о недопустимости почитания Конфуция и поклонения предкам. К власти в Пекине тем временем пришла новая династия Цин. Император Канси, в свою очередь, издал в 1720 году декрет о запрещении работы западных миссионеров в стране. Это стало концом самой известной попытки соединить воедино конфуцианство и христианскую веру.

У нас много общего

Русская православная духовная миссия в Китае появилась в Пекине в начале XVIII века. Духовное окормление потомков русских пленников и дипломатические заботы не оставляли времени на нахождение общего языка с конфуцианством. Отношение к государственной китайской идеологии было довольно скептическим.

Абрикосовая беседка. По преданию именно на этом месте Конфуций проводил беседы с учениками

Так, в 1858 году глава 13-й миссии архимандрит Палладий (Кафаров) писал о конфуцианстве, что оно «выше всего ставит политическую мораль», «лишено начал спиритуализма и вместе с тем впадает в грубые суеверия», «внедряет глубокий эгоизм», а «относительно высокие правила его нравственной философии развили в нем горделивое самосознание и спесь и утвердили его в самообольщении». Назвав обращения в христианство из касты конфуцианцев «трудными и непрочными», Палладий предупредил, что китайское правительство в нынешнем виде никогда не примирится с христианством, так что и для православных, еще не навлекших на себя в Китае больших подозрений, дело без борьбы не обойдется. «В самом деле, может ли быть мир и общение между животворною верою нашею и застоем конфуцианства; между христианским просвещением и ветхими основами правительственной системы отживающего Китая? Рано или поздно конфуцианство, этот пан Восточной Азии, должно пасть перед силою Креста, вместе с язычеством, как по явлении Спасителя, по свидетельству Предания, пал пан классического мира».

Могила Конфуция в Цюйфу

С подобными утверждениями можно поспорить. История Православия полна примеров, когда мы твердо исповедали догматы, но при этом впитывали и духовно преображали лучшие достижения национальной культуры других стран. Нужно отсеивать зерна от плевел.

Также и с конфуцианством. Неприятие архимандрита Палладия можно понять. Официальная идеология могла производить самое неблагоприятное впечатление. Живое учение о нравственном и общественном совершенстве просто использовали для псевдотеоретического оформления действий тех, кто находился на государственной службе. Правдолюбцы и мудрецы были вынуждены сосуществовать с начетниками и лицемерами.

Здесь похоронен внук Конфуция. После победы китайской революции в 1949 году поместья и дворцы конфуцианских родственников отошли в собственность государства. На их территории был устроен музей. Там-то я и прочитал, что сейчас насчитывается 82 поколения прямых потомков Мастера Кун-цзы. Документированное генеалогическое древо насчитывает ныне 4 миллиона потомков Конфуция. Многие из них эмигрировали в Японию, Корею, Сингапур, Европу и Америку. Официальный глава рода (этот титул передается от одного старшего внука к другому) находится на Тайване. Из 600 тысяч жителей Цюйфу 100 тысяч являются потомками Конфуция. Удивительно!

Однако любовь Конфуция к истории родного народа, его личная праведность и неутомимая любовь к учению достойны всякого подражания. «Учитель сказал: я передал то, чему меня учили, не сочиняя своего; я верю в древность и люблю ее чистосердечно». (Лунь Юй, 7: 1). Недавно на примере этой фразы мне пришлось объяснять знакомым китайским христианам важность Священного Предания. Смотрите, даже самый главный учитель Поднебесной империи старался не изобретать отсебятины, а изучал традиции предков и передавал их своим ученикам. Вот так и в Церкви надо держаться Символа веры и святоотеческих преданий. Не забывая, конечно, о Священном Писании. Кстати религиозный культ «Великого Учителя» возник спустя несколько столетий после его смерти. В наше время он тесно переплетен с даосизмом и буддизмом. Разумеется, эту сторону конфуцианства мы никогда не примем.

И все же в главном христианском принципе любви к Богу и человеку нам легко найти общий язык с почитателями великого китайского мудреца. Мэн-цзы, один из главнейших мыслителей раннего конфуцианства писал, что начало всех добродетелей находится в человеческом сердце. Только следуя своему сердцу, человек может стать по-настоящему человечным и праведным. После Мэн-цзы большинство конфуцианцев сходятся в мысли об изначальной доброте человеческой натуры. Если эту доброту лелеять как росток в саду, то душа обязательно вырастет в прекрасное цветущее дерево, полное добродетелей.

Поклонение Конфуцию особенно распростанено среди китайских студентов и чиновников

И еще интересный момент. У неоконфуцианцев распространена практика своеобразной безмолвной молитвы, тихого сидения в сосредоточенности ума на духовном сердце. Следуя этому пути, каждый человек может познать суть вещей и стать мудрецом. Ну а мудрец всегда стремится к единству с Небом.

Долгие годы считалось, что конфуцианство выживает только благодаря статусу государственной идеологии. Но Поднебесная империя рухнула, а учение Конфуция продолжает жить. Оно пережило период гонения в годы маоизма и вновь набирает силу. Чтобы убедиться в этом, достаточно просто постоять у могилы Кун-цзы и посчитать количество делегаций, прибывающих сюда бесконечной вереницей. Забавно, что у некоторых китайских школьников и студентов в этой очереди я видел крестики на груди. Конфуций для них — не помеха вере во Спасителя Христа.

Диакон Алексий ЧЕРКАСОВ

СПРАВКА

Диакон Алексий ЧЕРКАСОВ — клирик Православной Церкви в Америке.

В настоящее время живет в Пекине и работает в местном отделении компании «Майкрософт». Несет церковное послушание при Успенском храме на территории посольства России в КНР.