Что такое даосизм в философии. Мужское и женское начало в даосизме

— другое мощное направление древнекитайской философской мысли.

В основе системы даосизма лежит понятие «дао» («путь») — первоначало, безличный мировой закон, путь постижения природы и ее закономерностей. Дао — это ничто, начало и конец мира, поскольку все материальные вещи рождаются из небытия, а затем, разрушаясь, опять уходят в небытие. Следовательно, только дао (небытие) вечно, все остальное преходяще . Дао — это первичное небытие, которое не имеет имени; называя его, мы превращаем его в бытие. Даосы наделяли дао противоречивыми признаками, т.е. рассматривали как нечто, в чем противоположности становятся тождеством.

Необходимо иметь в виду, что даосизм формировался в значительной степени как оппозиция конфуцианству. Согласно историческому преданию, Лао-цзы, будучи главным хранителем архивов при дворе Чжоу, встречался с Конфуцием и был хорошо знаком с его учением. Однако со временем он разочаровался в китайской государственности и отправился странствовать. И именно это разочарование стало причиной того, что он создал учение, которое нашло отражение в приписываемой ему книге «Дао дэ цзин» («Книга о Пути и его проявлениях» ), созданной в V — IV вв. до н. э.

Указанное противостояние даосизма и конфуцианства находит проявление в трактовке понятия «дао», которое играет ведущую роль как в философии конфуцианства, так и в философии даосизма. Конфуций рассматривал дао как следование принципам морали, соблюдение требования человеколюбия (жэнь) и совершенствование личности путем упражнения в искусствах: стрельбе из лука, игре на музыкальных инструментах, каллиграфии и математике. Другими словами, дао рассматривается в конфуцианстве как социальное явление. Даосизм акцентирует внимание главным образом на природном аспекте дао, и это выражается в важнейшем положении даосизма: «Следуй естеству всех вещей и не имей в себе ничего личного». Естественность и простота — вот что лежит в основе философии даосизма. Многие из этих идей будут впоследствии развиты многими западными философами.

Основатель даосизма

Его основателем считается китайский философ Лао-цзы (или «Старый мастер / философ»). Крупным представителем этого направления считают также мыслителя Чжуан-цзы, жившего в IV веке до н. э.

По преданию, тайны этого учения открыл древний легендарный Желтый император (Хуан ди). В действительности истоки даосизма восходят к шаманским верованиям и учению древних магов. Воззрения даосизма изложил в своем трактате «Дао дэ цзин» (Трактат о законе Дао и его проявлениях) легендарный мудрец Лао-цзы. В отличие от источники не содержат сведений о нем ни исторического, ни биографического характера. Легенда повествует о чудесном рождении Лао-цзы: мать зачала его, проглотив кусочек горного хрусталя. При этом она носила его в своем чреве в течение нескольких десятков лет и родила уже стариком. Отсюда становится понятным двойственное значение его имени, которое может переводиться и как «старый ребенок», и как «старый философ». Легенды рассказывают также об уходе Лао Цзы из Китая на запад. Переходя границу, Лао-цзы оставил смотрителю пограничной заставы свое произведение «Дао дэ цзин».

Идеи даосизма

Основная идея даосизма — утверждение о том, что все подчиняется Дао, из Дао все возникает и в Дао все возвращается. Дао — это всеобщий Закон и Абсолют. Даже великое Небо следует Дао. Познать Дао, следовать ему, слиться с ним — в этом смысл, цель и счастье жизни. Дао проявляется через свою эманацию — дэ. Если человек познает Дао, будет следовать ему, то он достигнет бессмертия. Для этого необходимо:

• Во-первых, питание духа : — это скопление многочисленных духов — божественных сил, которым соответствовали небесные духи. Небесные духи ведут счет добрых и злых дел человека и определяют срок его жизни. Таким образом, питание духа — это совершение добродетельных поступков.
• Во-вторых, необходимо питание тела : соблюдение строжайшей диеты (идеалом была способность питаться собственной слюной и вдыхать эфир росы), физические и дыхательные упражнения, сексуальная практика.

Такой путь к бессмертию был долгим и трудным, доступным далеко не каждому человеку. Поэтому возникает стремление упростить его, создав чудодейственный эликсир бессмертия. Особенно в этом нуждались императоры и представители знати. Первым императором, пожелавшим достичь бессмертия с помощью эликсира, был знаменитый Цинь-ши-хуанди , который посылал экспедиции в дальние страны для поиска необходимых для эликсира компонентов.

В рамках даосизма возникает концепция недеяния — отрицание целенаправленной деятельности, идущей вразрез с естественным миропорядком. Лучший государь — тот, который ничего не делает для своих подданных. Задача государя заключается в том, чтобы гармонизировать отношения, предотвращать смуту, а подданные сами разберутся, что им делать.

Формы даосизма

Можно выделить три основные формы даосизма:

Философский — обслуживал потребности образованной верхушки общества, которые искали в нем возможность самовыражения мысли и ;

Мистический — привлекал необразованные массы, которые шли к даосским монахам за помощью, советом, рецептом. Именно в этой форме даосизма сложился гигантский пантеон богов: каждый человек, совершавший добродетельные поступки, мог быть обожествлен;

Протонаучный - занимается исследованием законов природы и использованием их в медицине, астрономии, математике и т.д. Официальной наукой в Китае было , однако китайцы известны как первооткрыватели многих технических достижений: пороха, стекла, фарфора, компаса и т.д. Многие из этих открытий были сделаны монахами-даосами, пытавшимися создать эликсир бессмертия и совершивших попутно значительные научные открытия. Создали даосы и так популярное сегодня учение фэншуй (геомантия), дыхательную гимнастику — цигун, а также боевые искусства, в частности ушу.

Даосы обосновывали идею всеобщего равенства и социальной справедливости, что обусловливало популярность даосизма, особенно во времена бедствий и политических кризисов. Так случилось в конце II в. н.э., когда под предводительством даосских монахов произошло мощное народное восстание, которое получило название восстания "Желтых повязок". Лидером восстания был даосский маг Чжан Цзюэ. Он провозгласил своей целью свержение существующего строя и замену его царством Великого Равенства; 184 г. был объявлен началом нового 60-летнего цикла — эпохи

«Желтого неба», которая принесет людям счастье и навсегда покончит с эрой «Синего неба», ставшего символом зла и несправедливости. В знак своей приверженности новым идеям повстанцы надевали на головы желтые повязки. Восстание было подавлено правительственными войсками. Оставшиеся в живых повстанцы бежали на север, где, объединившись с другой даосской сектой, образовали теократическое государство даосских пап , просуществовавшее в Китае до середины XX в.

В Средние века по всему Китаю была создана сеть даосских монастырей. Однако за пределами своей общины даосы влияния не имели. Даосизм не создал централизованной организации, но некоторая аморфность позволила ему проникать во все структуры китайского общества. Даосизм постепенно реформировался под влиянием других религий, существовавших на территории Китая.

В настоящее время даосизм популярен в КНР, на Тайване, в Сянгане и среди китайских эмигрантов в разных странах. Здесь активно действуют даосские храмы, монастыри, которые посещают сотни тысяч верующих.

смотреть на рефераты похожие на "Основные понятия философии даосизма"

Министерство РФ по связи и информатизации.

Сибирский Государственный Университет Телекоммуникаций и Информатики.

кафедра философии и отечественной истории

«Основные понятия философии Даосизма»

Выполнил: студентка группы

Э-91 Будченко Е. А.

Проверил:

Скиба М. Ф.

Новосибирск, 2001.

Введение. 2

Основание даосизма. 3

Основные понятия. 3

Дао. 3
Дэ. 4
Ци и Мин. 4

Перемены и Дао. 5

Инь и Ян. 5

Гармония с природой. 7

Фэн-шуй. 8
Ву-вей. 8
Индивидуализм. 9
Естественность и простота. 10

Заключение. 12

Список используемой литературы. 14

Введение.

Что такое даосизм? Вопрос этот с давних пор привлекает внимание исследователей Китая, однако дать на него краткий и ясный ответ оказалось очень сложно, так как «даосизм» – понятие весьма многомерное и неоднозначное.

Само слово «Дао» вовсе не является исключительным достоянием даосизма.
Оно принадлежит всей китайской мысли, и каждый философ древнего Китая видел в нем обозначение истины или, точнее, правды и праведного пути жизни. Все китайские мудрецы – приверженцы Дао. И хотя это понятие дало название даосизму, ничего собственно даосского в нем нет. Это одна из важнейших категорий всей китайской культуры. Специфично лишь ее осмысление даосизмом.
Если в конфуцианстве Дао – путь нравственного совершенствования и правления на основе этических норм, то в даосизме Дао приобретает значение высшего первопринципа, мировой субстанции, источника бытия всего сущего.

Дао – это то, что дается человеку прежде, чем он познаёт сам себя, и
Дао есть то, что перейдет от нас к будущим поколениям после того, как мы уйдем. Что же это? Классики даосской традиции дают по видимости туманный, а по сути очень точный ответ: все то, что существует само по себе, что не порождено людским умствованием и озабоченностью, что не несет на себе печати натуги, напряжения, насилия.

Мудрость приверженца Дао – это не знание и не искусство, а некое умение
– совершенно неумелое – «не затемнять суетным деланием великий покой бытия». Поэтому даосизм не является философией в классическом понимании этого слова, так как он не интересуется определениями понятий, логическими доказательствами. Не является он и религией Бога, требующего от своих поклонников веры и послушания. Его нельзя свести и к искусству, мастерству, практике, потому что мудрость Дао не утверждает необходимости что-нибудь делать. Скорее, даосизм - это «путь цельного существования». Такое единство, как и большинство основных понятий даосизма, насквозь парадоксально, и потому даосские учителя молчат, когда у них просят это объяснить. Как сказано в «Дао-дэ цзин», главном каноне даосизма: «Знающий не говорит, а говорящий не знает».

Основание даосизма.

Даосизм возник в чжоуском Китае практически одновременно с учением
Конфуция в виде самостоятельной философской доктрины. Основателем философии
Даосизма считается древнекитайский философ Лао-цзы. Его принято считать старшим современником Конфуция, но вполне возможно, что он жил в более раннюю историческую эпоху. Многие современные исследователи считают его легендарной фигурой. Существует легенда о его чудесном рождении. Мать носила его несколько десятков лет и родила стариком. Отсюда происходит его имя Лао-цзы, что в переводе означает – «Старый ребёнок», хотя знак цзы означает одновременно понятие философ, и, значит, это имя можно также перевести, как «Старый философ». Существует также легенда о его уходе из
Китая. Направляясь на запад, Лао-цзы согласился оставить смотрителю пограничной заставы Инь Си своё сочинение «Дао-дэ цзин». «Дао-дэ цзин» представляет собой компиляцию различных высказываний, часть из которых принадлежит самому Лао-цзы, а часть – его ученикам. Название трактата можно определить таким образом: Дао – Путь; дэ – проявление Дао; цзин означает авторитетность, принадлежность к классическим писаниям.
Соответственно, название сочинения можно перевести как « Книга о Пути и его проявлениях». Трактат «Дао-дэ цзин» принадлежит IV – III в. до н. э.

Основные понятия.

Дао означает Путь постижения законов природы, её закономерностей.
Учение призывает людей жить по естественным законам, в соответствии с Дао, универсальным принципом гармонии. В даосской космологии Дао выступает как первопричина и источник творения. В этом смысле Дао трактуется как абсолютная, не поддающаяся описанию категория, извечный вселенский принцип.
В начале Дао-дэ цзин сказано: «Дао, о котором можно говорить, не есть истинное Дао». В трактате также сказано о последовательности сотворения этого мира: «Дао рождает одно, одно рождает двух, два рождают трёх, трое рождают все вещи. Все вещи содержат инь и несут ян, которые взаимодействуют в неиссякаемом потоке энергии ци».

О Дао говорится как о «начале и материи десяти тысяч вещей», то есть сущностной основе бытия. Проявления Дао спонтанны и осуществляются без усилий. Порождая жизнь, Дао не владеет объектами творения. Оно само воплощение естественного процесса, ничем не ограниченного, но производящего непрерывный ряд заурядных, ограниченных по своей сущности вещей. Часто Дао сравнивают с водой. Вода нежна и текуча, но обладает потенциальной мощью, капля за каплей разрушающей камень. Следовать Дао значит естественно и без сопротивления отдаваться потоку реки жизни.

Дао не есть бытие или не бытие. Это то, что является первопричиной. Дао универсально. Всепроникающе и не поддаётся разрушению. С точки зрения метафизики Дао невидимое и неслышимое, недоступное органам чувств, постоянное и неисчерпаемое, безымянное и бесформенное, оно даёт начало, имя и форму всему на свете, порождает всё сущее, и в то же время, является конечной целью любого проявления. Познать Дао, следовать ему, слиться с ним
– в этом смысл, цель и счастье жизни. Согласно даосской философии, движению предшествует отдых, а действию – состояние покоя. Соответственно,
Дао является основой любого процесса, само по себе оно неподвижно, но является началом любого движения. Дао не есть нечто, подвластное интеллектуальному осмыслению. Человек может осознать лишь смысл, не поддающийся словесному выражению.

Дао не познаваемо, но вездесуще. То, о чём можно говорить, называется дэ. Это понятие демонстрирует Дао в действии, проявляет его потенциальную энергию в объектах творения. Для даосов это утверждение имеет скорее практический смысл, а не метафизическую констатацию особенностей мироздания. Если субъект или объект следуют Дао, т. е. действуют естественным образом, их наполняет энергия, т. е. дэ. При этом не имеется ввиду сила, стремящаяся к насильственным изменениям, что противоречило бы самой сути учения, а сила естественная, полностью выявляющая природный потенциал. По аналогии с водой, Дао подобно потоку, силу течения которого представляет дэ.

Буквально слово ци означает дыхание, тонкую энергетическую первоматерию. Ци - материя, воздух, эфир, газ, дух, жизненная сила, заключённая во всём сущем, жизненная энергия - это не только материальная субстанция, но и некоторые флюиды, элементы духовного начала. У ранних даосов ци выступает в масштабе космически универсальном, ци непосредственно связано со всей вселенной, с Дао, с небом и землей, с четырьмя сезонами года, образует основу как физической, так и психической жизни человека. Ци рассматривается как движущая сила вселенной. Идеальным состоянием для даосов, как отмечалось ранее, является слияние с Дао, источником, дарующим абсолютное удовлетворение и изначальную естественность. Достигший такого состояния более не вступает в бессмысленную борьбу за существование и не ставит перед собой ложных целей.
Такое совершенное состояние называется мин (просветление); состояние подразумевает осознание вечного закона чан, неизменного, но вызывающего процесс перемен и контролирующего его действие в проявленном мире.

Перемены и Дао.

Согласно философии даосизма, всё сущее находится в постоянном процессе изменений, уравновешенных Дао. Китайские философы всегда считали, что абсолютная категория не может быть застывшей, а представляет собой изменчивое начало. В незапамятные времена, ещё до возникновения письменности, эта идея была почерпнута людьми из наблюдения над сменой света и тьмы в мире, окружающем человека. Классическим примером можно представить древнюю китайскую книгу «И-цзин», и – это изменение, цзин – книга. Главная идея, лежащая в основе «Книги перемен» - это идея изменчивости. На основе этой идеи была построена теория гадания о деятельности человека: идёт ли эта деятельность вразрез с ходом мирового свершения, или она гармонично включается в мир, т. е. несёт ли она несчастие или счастье, как это называется на языке технических терминов
«Книги перемен». Пользование книгой подразумевает индивидуальный подход, и, при этом человек должен проявить элемент интуитивного видения.

Даосы уверены в непостоянстве, переменчивости мироздания. Неизменным остаётся лишь извечный принцип или закон (чан), управляющий процессом перемен. То есть, в жизни нет ничего более постоянного, чем перемены.

Ещё одна важная концепция даосизма состоит в том, что нужно сосредоточиться только на настоящем моменте времени. Мир такой, какой он есть, и если существует совершенство, оно вокруг нас, а не в нашем воображении. Исходя из этого, любая попытка изменить мир является посягательством на его совершенство, обнаружить которое можно только, находясь в состоянии естественного покоя. Возврат к совершенству – это движение от неестественного к естественному.

Инь и Ян.

В выше приведённой цитате из «Дао-дэ цзин» был описан космологический процесс творения, где есть прямое указание на первичное образование материи от одного к двум. Упоминание двух – это прямая ссылка на первоначальное появление двух начал, инь и ян. Теория инь и ян уходит корнями в глубину веков, но своему оформлению она обязана Цзоу Яню, который жил в IV в. до н. э. Теоретическая основа этого учения рассмотрена также в «И-цзин».

Инь – это тёмной, женское, ян - это светлое, мужское начало. Они олицетворяют два типа вселенских сил, воплощённых в пяти элементах, которые в свою очередь составляют суть мира. Так же как Дао устанавливает равновесие, инь и ян нуждаются в нём. Подобно солнечной и теневой стороне горы, инь и ян нераздельны и дополняют друг друга. Жизнь не может быть окрашена только в тёмные цвета и наоборот. Думать по другому – это значит проявлять безрассудство. Попытка воспринимать жизнь, как нескончаемый поток удовольствий заранее обречена и ведёт к разочарованию. Точно так же невозможно быть стопроцентным мужчиной или стопроцентной женщиной. Это является базовой концепцией даосизма: сбалансированный подход ко всем явлениям природы и корректировка в случае нарушения естественного равновесия. Данную концепцию выражает символ великого предела – тайцзи.

Чёрный цвет символизирует инь, а белый – ян. Две противоположности составляют единое целое, дополняют одна другую и перетекают друг в друга.
Все вещи характеризуются наличием как мужского, так и женского начала, проявлением как тёмного, так и светлого, причём женское начало обязательно содержит элементы мужского и наоборот. Одновременно тайцзи олицетворяет непрерывное движение, непрекращающийся процесс. Символика инь-ян пронизывает все сферы китайского национального уклада жизни и культуры.
Философию инь-ян можно считать констатацией существующего порядка вещей.
Даосизм не утверждает, что жизнь изначально безоблачна, а страдание является лишь досадной случайностью. Основа любого жизненного явления – это баланс роста и угасания, радости и печали, приобретения и потери. Именно понимание двойственности всего сущего позволяет жить счастливо и независимо от чёрных и белых полос в жизни.

Существует ещё одно проявление баланса инь-ян: инь – это пассивное начало, покой и рефлексия; ян – это активная и созидательная мощь. В идеале эти силы необходимо уравновесить. Даосы утверждают, что в жизни человека должны чередоваться периоды активности и созерцательного покоя, иначе его деятельность будет неэффективной.

Личность человека также отражает аспекты инь и ян. Независимо от половой принадлежности человек имеет как женские, так и мужские качества.
Противостояние инь и ян является инициатором процесса перемен и в принципе неразрешимо. Данное утверждение - основная предпосылка даосского мировоззрения, согласно которому противоречивость человеческой натуры отражает всеобщий принцип вещей. Согласно представлениям даосов, личность человека не может быть идентифицирована как постоянная величина, т. к. человек становится таким, каким его делает непрерывный процесс перемен.

Гармония с природой.

Даосы считают, что мир в целом и человек в частности характеризуются тремя видами жизненной энергии: шен – дух, ци – дыхание, цзин – жизненная субстанция. Во время медитации человек стремиться к слиянию своего микрокосмоса, Эго, с макрокосмосом, всем миром. Другими словами, он пытается отождествить своё Эго со всей вселенной, то есть избавиться от субъективно-объективного сознания. Это отождествление не поддаётся рациональному объяснению; постижение осуществляется непосредственно через опыт. Таким образом, утверждается фундаментальное положение даосизма, согласно которому изречённое Дао не есть истинное Дао. То, что познаётся во время медитации, не поддаётся словесному выражению. Даосы считают, что информация обо всей вселенной заложена в каждом человеке. Таким образом, следовать Дао не значит делать что-то противное человеческой природе или перестать ощущать себя как личность. Наоборот, истинная природа человека раскрывается при достижении единения с космосом.

Так как всё находится в процессе перемен, определение собственного «Я» становится явным заблуждением, но рано или поздно человек будет вынужден смириться с реальностью перемен. Даосизм акцентирует внимание на практическом осуществлении этой концепции. Человек должен на собственном опыте осознать истинную реальность и почувствовать себя частью потока Дао.

Фэн-шуй.

В то время как медитация добивается гармонии внутренних ресурсов человека, фэн-шуй представляет собой искусство жить в гармонии с миром.
Буквально фэн-шуй переводится как ветер и вода, то есть обозначает природные стихии, формирующие ландшафт. Искусство фэн-шуй связано с теорией присутствия ци (жизненной силы) в среде обитания. Мастер фэн-шуй знает, как обустроить окружающую среду наилучшим образом, то есть так, чтобы обеспечить оптимальный поток ци. Для обеспечения гармоничного потока энергии имеют значение архитектурные особенности строения, его положение на местности и даже интерьер. Отдельные помещения должны располагаться в соответствии с потребностями и аспектами жизни обитателей дома. Мастер фэн- шуй может посоветовать, как сделать жилище уютным и пригодным для гармоничной жизни.

С позиции базовых философских понятий можно сказать, что фэн-шуй доводит искусственно созданные вещи и внешние аспекты жизни до совершенства, используя знание законов природы. Гармонично построенный и правильно расположенный дом будет выглядеть привлекательно и обеспечит поток сбалансированной энергии. Фэн-шуй говорит о том, что философия даосизма не отказывается от бытовых аспектов жизни, а применяет базовые метафизические концепции на практике с целью улучшения энергетики и обеспечения достойных условий жизни.

Ву-вей обозначает воздержание от активных действий. Этот термин можно перевести, как невмешательство, хотя это понятие не подразумевает абсолютной пассивности. Наоборот, это действие, но осуществлённое в соответствии с двумя принципами:

Ни одно усилие не должно быть потрачено даром;

Не следует делать ничего противоречащего законам природы.

Таким образом, ву-вей можно перевести, как спонтанное или естественное действие, действие, которое человек совершает интуитивно, не планируя. Это действие мотивированно реальными обстоятельствами. Часто человек поступает вопреки своей натуре с целью – доказать какую-либо идею или принцип. В такой ситуации возникают личностные противоречия: эмоции подсказывают одно, рациональное начало – другое, сознание – третье. В таких условиях поступок малоэффективен и неестествен, так как является результатом компромисса между разными сферами сознания. Действуя же согласно ву-вей, человек не задаётся вопросом правомочности поступка, а просто совершает его. Человек должен действовать только тогда, когда заранее известно, что его поступок эффективен. Если все предпринимаемые усилия заранее обречены, то действовать вообще не стоит. Ву-вей – это качество, которое позволяет непредвзято смотреть на вещи, искусство быть сами собой, навык естественного поведения и уверенности в своих силах. Ву-вей проявляется тогда, когда человек не придерживается условных стереотипов поведения и не задумывается над тем, что делает. То есть человек подчиняется приказам подсознания, не теряя времени на логический анализ и сознательную оценку ситуации.

Таким образом, можно сделать вывод, что человек, действующий естественным образом, отказывается от этических стереотипов. Этика подразумевает рациональное осмысление поступка и пути его осуществления. В большинстве случаев нравственная оценка осуществляется уже после совершения поступка, результат которого говорит сам за себя. Сознание человека подвержено влиянию социальных и религиозных правил и запретов. Пытаясь определить моральность своего поступка, человеку приходится обдумывать заранее и оценивать последствия.

В этом смысле даосы не являются приверженцами нравственных норм.
Совершая тот или иной поступок, человек не должен останавливаться на полпути, чтобы оценить последствия и вспомнить о правилах поведения.
Этические критерии необходимы тем, кто не ощущает Дао. Неестественные поступки являются насилием над человеческой природой и нарушают гармония
Дао. Даосизм предлагает жизненную философию естественного поведения, которое минимизирует негативный опыт.

Индивидуализм.

В представлениях даосов личность человека является прямым выражением его дэ. В качестве главной цели рассматривается достижение состояния единения с миром, то есть возврат к первоисточнику – Дао. Постижение реальности и данной цели строго индивидуально и не несёт никакой социальной составляющей. Даосы ставят превыше всего интересы личности, а не общества.
Человек не должен руководствоваться внешней мотивацией, будь то общественная мораль, ожидание поощрения или осуждения. Это не означает, что произвольные поступки обязательно антиобщественны и совершающий их человек не принимает во внимание интересы окружающих. Смысл немотивированного действия заключается в отсутствии заинтересованности в результатах этого действия.

Даосы считали, что не существует добра и зла, и эти категории проявляются в зависимости от обстоятельств и личных черт участников событий. Это не означает, что даосы абсолютно свободны от каких-либо моральных обязательств. Их учение направленно на подготовку человека к освобождению от устаревших нравственных стереотипов. Даосизм утверждает, что спор принципиально неразрешим, так как человек, взявший на себя роль судьи, вынужденно принимает сторону одного из спорщиков и тем самым поддерживает его точку зрения. То есть, как только дело касается нравственного выбора, критерий оценки становится относительной величиной, потому что сколько людей, столько и мнений.

Естественность и простота.

Жизнь человека должна протекать по пути наименьшего сопротивления.
Идеалом даосов является существование, свободное от страстей и амбиций.
Однако серьёзным препятствием на пути к освобождению от мирских желаний является образование, так как знание увеличивает привязанность к желаниям и амбициозные устремления. Даосы разработали теорию мышления, которая препятствует повышению интеллектуального и образовательного уровней.
Естественная простота пю проявляется в спонтанных поступках ву-вей, отражающих природную гармонию. В процессе ву-вей личность выражается в своей первозданной простоте и единении с окружающим миром. В этом случае сознание не успевает проявить своё рациональное начало и подсознание берёт на себя функции управления личностью. Указанные качества способствуют осознанию природы всех живых существ и места человека в этом мире. Одному даосскому философу Чжуан-цзы приснилось, что он – бабочка и, проснувшись, он задал себе вопрос: «Как я знать, снился ли человек спящей бабочке или спящему человеку снилось, что он бабочка?».

Идея естественной гармонии воплощена во многих аспектах китайского искусства. Например, в работах пейзажистов горы (ян) как правило уравновешены каким-либо водоёмом (инь). Художники намеренно создают впечатления динамичности своих сюжетов (процесса перемен), например, под напором корней деревьев скала покрывается трещинами. Как правило. Люди и жилые строения занимают на картине определённое место и по сравнению с окружающим их величественным ландшафтом кажутся ничтожно маленькими.
Согласно законам фэн-шуй, структура композиции сбалансирована, и люди изображаются в соответствии с направлением потока положительной энергии.

Даосизм проник во все сферы жизни Китая: искусство фэн-шуй добивается баланса между рукотворными предметами окружающей обстановки и естественной энергией потока ци; концепция инь и ян отражается в особенностях китайской кухни. Одни виды продуктов питания, например мясо, соответствуют принципу ян, другие, например овощи, - принципу инь. Всё, что подаётся на стол, должно выражать баланс инь-ян. Например, гарниром к мясу (ян) могут служить орехи (инь), а к любому мясному блюду должен подаваться чай (инь), но никак не крепкие напитки (ян). Наиболее известная даосская методика - комплекс упражнений тайцзи, который представляет собой набор последовательных движений, с помощью которых восстанавливается баланс инь- ян. Человек, освоивший эту технику, выполняет упражнения спонтанно и естественно, причём вызванный поток ци не контролируется сознанием. Это искусство возникло в XIV в. и обрело многочисленных поклонников, многие из которых не имеют понятия о его даосском происхождении.

Всё вышесказанное подтверждает практичность даосизма, материализующего свои теории в искусстве и повседневной жизни. При этом отчётливо прослеживается попытка воплощения метафизических идей и даосских принципов в явлениях культуры и особенностях национального характера.

Заключение.

Основателем философии Даосизма считается древнекитайский философ Лао- цзы, а основным трактатом является его книга «Дао-дэ цзин». Основные понятия даосизма: Дао, дэ, ци и мин. Дао означает Путь постижения законов природы, её закономерностей. В даосской космологии Дао выступает как первопричина и источник творения и в этом смысле трактуется как абсолютная, не поддающаяся описанию категория, извечный вселенский принцип. Даосизм призывает людей жить по естественным законам, в соответствии с Дао. «Дао, о котором можно говорить, не есть истинное Дао», то, о чём можно говорить, называется дэ. Это понятие демонстрирует Дао в действии, проявляет его потенциальную энергию в объектах творения. Ци - материя, воздух, эфир, газ, дух, жизненная сила, заключённая во всём сущем, жизненная энергия.
Совершенное состояние для человека - слияние с Дао, называется мин, то есть просветление.

Согласно философии даосизма, всё сущее находится в постоянном процессе изменений, уравновешенных Дао. Даосы уверены в непостоянстве, переменчивости мироздания. Неизменным остаётся лишь извечный принцип или закон (чан), управляющий процессом перемен. То есть, в жизни нет ничего более постоянного, чем перемены.

Даосизм признаёт существование двух основных начал в мире: инь и ян.
Инь – это тёмной, женское, ян - это светлое, мужское начало. Так же как Дао устанавливает равновесие, инь и ян нуждаются в нём. Базовая концепция даосизма: сбалансированный подход ко всем явлениям природы и корректировка в случае нарушения естественного равновесия. Данную концепцию выражает символ великого предела – тайцзи.

Даосы считают, что мир в целом и человек в частности характеризуются тремя видами жизненной энергии: шен – дух, ци – дыхание, цзин – жизненная субстанция. Даосы считают, что информация обо всей вселенной заложена в каждом человеке, истинная природа человека раскрывается при достижении единения с космосом.

Ву-вей обозначает воздержание от активных действий, это действие, но осуществлённое в соответствии с двумя принципами: ни одно усилие не должно быть потрачено даром; не следует делать ничего противоречащего законам природы. Неестественные поступки являются насилием над человеческой природой и нарушают гармония Дао. Даосизм предлагает жизненную философию естественного поведения, которое минимизирует негативный опыт.

В представлениях даосов личность человека является прямым выражением его дэ. В качестве главной цели рассматривается достижение состояния единения с миром, то есть возврат к первоисточнику – Дао. Даосы ставят превыше всего интересы личности, а не общества. Жизнь человека должна протекать по пути наименьшего сопротивления. Идеалом даосов является существование, свободное от страстей и амбиций.

Список используемой литературы.

1. Малявин В. В., Виногродский Б. Б. Антология даосской философии. -
М.: Товарищество, - 1994.

Глава 1. ФИЛОСОФИЯ ДАО

Дзэн-буддизм - это образ жизни и взгляд на жизнь, который нельзя свести к какой-либо формальной категории современной западной мысли. Это не религия и не философия, не психология и не наука. Это образец того, что в Индии и Китае называют "путь освобождения", и в этом смысле дзэн-буддизм родственен даосизму, веданте и йоге. Как будет показано в дальнейшем, путь освобождения не поддается положительному определению. Его можно описать лишь косвенно, указав, чем он не является, подобно тому, как скульптор раскрывает образ, удаляя лишние пласты мрамора.

В историческом отношении Дзэн является результатом развития двух древних культур: Китая и Индии, хотя по существу он носит скорее китайский, чем индийский характер. С XII века Дзэн пустил глубокие корни в Японии и получил там поистине творческое развитие. Как порождение этих великих культур, как уникальный и в высшей степени поучительный пример восточного "пути освобождения". Дзэн представляет собой ценнейший дар Азии миру.

Происхождение Дзэн в равной мере связано как с даосизмом, так и с буддизмом, и так как он обладает ярко выраженной китайской окраской, лучше, пожалуй, вначале рассмотреть его китайские истоки - и одновременно на примере даосизма показать, что такое "путь освобождения ". Большинство затруднений и мистификаций, возникающих перед изучающими Дзэн на Западе, объясняется их незнанием китайского способа мышления, который значительно отличается от нашего. Именно поэтому, если мы хотим критически отнестись к нашим собственным идеям, он и представляет для нас особый интерес. Трудность здесь состоит не в столько в том, чтоб овладеть какими-то новыми идеями, отличающимися от наших, так, например, как философия Канта отличается от философии Декарта или взгляды кальвинистов от взглядов католиков. Задача заключается в том, чтоб уловить и оценить различие в основных предпосылках мысли и в самом методе, мышления. Поскольку именно это часто игнорируется, наша интерпретация китайской философии большей частью оказывается проекцией чисто европейских идей, облачённых в одежды китайской терминологии. Это неизбежный порок изучения философии Азии в рамках западной школы, с помощью слов, и только. В действительности слово становится средством общения лишь в том случае, когда собеседники опираются на похожие переживания.

Было бы преувеличением считать, что такой богатый и тонкий язык, как английский, не способен передать китайскую мысль. Напротив, английский язык может выразить много больше, чем полагают некоторые китайские и японские приверженцы Дзэн или даосизма, познания которых в английском оставляют желать лучшего.

Препятствием является не столько сам язык, сколько те клише мышления, которые до сих пор представляются европейцам неотъемлемым признаком академического и научного подхода к явлениям. Именно эти клише, совершенно не пригодные для таких явлений, как даосизм и Дзэн, создают впечатление, что "восточный склад ума" представляет собой нечто мистическое, иррациональное и непостижимое. Не стоит также полагать, что всё это чисто китайские или японские материи, которые не имеют точек соприкосновения с нашей культурой. Хотя и верно то, что ни одна "официальная" ветвь западной науки или идеологии не совпадает с путем освобождения, но замечательное исследование Р.Х. Блиса "Дзэн в английской литературе" уже убедительно показало, что основные прозрения Дзэн носят универсальный характер.

Причина, по которой Дзэн и даосизм представляют на первый взгляд загадку для европейского ума, заключается в ограниченности нашего представления о человеческом познании. Мы считаем знанием лишь то, что даос назвал бы условным, конвенциональным знанием: мы не чувствуем, что знаем нечто, до тех пор, пока не можем определить это в словах или в какой-нибудь другой традиционной знаковой системе, - например, в математических или музыкальных символах. Такое знание называется конвенциональным, условным, потому что оно является предметом общественного соглашения (конвенции), договоренности относительно средств общения. Как люди, разговаривающие на одном и том же языке, имеют молчаливую договоренность о том, какое слово обозначает какой предмет, точно так же члены любого общества и любой культуры объединяются узами общения, основанными на разного рода соглашениях относительно классификации и оценки предметов и действий.

Поэтому, например, задача воспитания состоит в том, чтобы приспособить детей к жизни в обществе, внушив им необходимость изучать и воспринимать коды этого общества, условности и правила общения, которыми оно скрепляется. Таким кодом является, во-первых, язык, на котором говорят его члены. Ребенка учат, что "дерево", а не "бумум" является условным знаком для этого (указывают на предмет). Нетрудно понять, что называние "этого" словом "дерево", - вопрос условности, соглашения. Менее очевидно, что соглашение предопределяет также очертание того предмета, к которому привязано данное слово. Ведь ребенка учат не только тому, какое слово обозначает какой предмет, но и тому способу, которым его культура молчаливо условилась различать предметы в пределах нашего каждодневного опыта. Так, научная конвенция определяет, является ли угорь рыбой или змеей, а грамматическая конвенция устанавливает, что из нашего опыта следует называть предметами, а что - действиями или событиями. Насколько условны эти конвенции, видно, например, из такого вопроса: "Что происходит с моим кулаком [существительное-предмет], когда я открываю ладонь?" Здесь предмет чудесным образом исчезает, потому что действие было замаскировано принадлежностью к части речи, обычно связанной с предметом! В английском языке отчетливо выступает различие между предметами и действиями, хотя и не всегда логически обоснованное, а в китайском языке многие слова являются одновременно и глаголами и существительными, так что человеку, мыслящему по-китайски, нетрудно видеть, что предметы также являются действиями, и что наш мир совокупность скорее процессов, чем сущностей.

Кроме языка, ребенок должен воспринять многие другие разновидности кодов. Необходимость сосуществования требует соглашения относительно кодов закона и морали, этикета и искусства, кодов веса, меры, чисел и, в первую очередь, - ролей. Нам трудно общаться друг с другом, если мы не можем идентифицировать себя в терминах ролей - отец, учитель, рабочий, художник, "славный парень", джентльмен, спортсмен и т.д. В той степени, в какой мы идентифицируем себя с этими стереотипами и связанными с ними правилами поведения, мы и сами ощущаем, что на самом деле являемся чем-то, потому что окружающим легче воспринимать нас, - то есть идентифицировать нас и чувствовать, что мы у них "под контролем". Встреча двух незнакомых людей где-нибудь в гостях вызывает ощущение некоторой неловкости, если хозяин не идентифицировал их роли, представив их друг Другу, ибо они не знают, какие правила общения и поведения следует соблюдать в данном случае.

Легко заметить конвенциональный характер любых ролей. Человек, который является отцом, может быть и доктором, и художником, а также служащим и братом. И очевидно, что даже совокупность названий этих ролей является далеко не адекватным описанием самого человека, хотя и помещает его в определенную схему поверхностной классификации. Но есть соглашения, которые определяют идентификацию самой личности, они носят более тонкий характер и гораздо менее очевидны. Мы учимся весьма глубоко, хотя и не столь явно, отождествлять себя со столь же конвенциональным представлением о своем "я". Ибо конвенциональное "я" или "личность" образуется главным образом как результат отдельных разрозненных воспоминаний, начиная с момента рождения. В соответствии с конвенцией, "я" - это не просто то, что я делаю сейчас. "Я" это то, что я уже сделал. Поэтому моя конвенционально обработанная версия своего прошлого может оказаться более реальным "я", чем то, чем я являюсь в данный момент. Ведь то, что я есть, - так мимолетно, неосязаемо, а то, чем я был, является фиксированным и окончательным. Оно может служить твердой основой для предсказаний о том, чем я стану в дальнейшем. Но таким образом получается, что я прочнее идентифицирую себя с тем, чего уж нет, чем с тем, что есть на самом деле!

Очень важно осознать, что воспоминания и эпизоды из прошлого, которые формируют историю человеческой личности, образуются в результате определенного отбора. Из действительной бесконечности событий и переживаний жизни человека отбираются и абстрагируются как наиболее важные только некоторые, причем важность их, конечно, определяется принятыми в обществе мерками. Ибо сама природа конвенционального знания заключается в том, что оно представляет собой систему абстракций. Оно состоит из знаков и символов, в которых предметы и события сводятся к самым общим их значениям, подобно тому, например, как китайский иероглиф женъ означает "человек", потому что является самым упрощенным изображением человеческой фигуры.

Это же относится к словам, не являющимися идеограммами. Каждое из английских слов: "человек", "рыба", "звезда", "цветок", "бежать", "расти" указывает на некий класс предметов или действий, обнаруживающих свою принадлежность к данному классу с помощью простейших признаков, абстрагированных от общей сложности того целого, которое представляют собой эти явления.

Таким образом, абстракция представляет собой необходимый элемент общения, ибо она дает нам возможность оформить свой опыт с помощью несложного и быстро производимого "схватывания" умом. Когда мы говорим, что в каждый момент времени можем думать только об одной вещи, - это все равно, что сказать, что Тихий океан не может быть выпит залпом. Его, мол, нужно пить стаканами и осушать постепенно. Абстракции и конвенциональные знаки подобны таким стаканам: они дробят переживание на части, достаточно элементарные для того, чтобы воспринимать их по очереди, одну за другой. Подобным же образом, кривые измеряются с помощью сведения их к множеству крошечных прямых или с помощью представления их в виде квадратов, которые они пересекают, будучи перенесены на графленую бумагу.

Другими примерами того же рода являются фотографии в газетах или телепередачи. На газетных фотографиях окружающее воспроизводится в виде светлых и темных точек, расположенных на экране или в решетчатом трафарете так, чтобы создать общее впечатление черно-белого снимка, рассматриваемого без увеличительного стекла. Как бы похоже ни выглядела газетная фотография это всего лишь реконструкция действительной сцены с помощью пятен, как наши конвенциональные слова и мысли являются реконструкцией опыта с помощью абстрактных знаков. Еще более похож мыслительный процесс на механизм телепередачи, где телевизионная камера воспроизводит естественную сцену с помощью линейной последовательности импульсов, которые можно передать по проводам.

Так общение с помощью конвенциональных знаков представляет нам мир в абстрактном линейном переводе. А ведь это мир, где на самом деле все происходит "сразу", одновременно, и его конкретная реальность никак не поддается адекватному выражению в столь абстрактных символах. Адекватное описание мельчайшей горсти пыли при таком способе заняло бы бесконечно много времени, ведь нам пришлось бы по очереди описывать все пылинки, образующие целое.

Линейный, "поэлементный" характер речи и мысли особенно отчетливо проявляется во всех языках, где есть алфавит и переживание выражается длинной цепочкой букв. Трудно сказать, почему мы вынуждены общаться с другими (разговаривать) и с самими собой (думать) этим "неодновременным" способом. Сама жизнь проходит совсем не столь неуклюжим линейным путем, и наш собственный организм не просуществовал бы и минуты, если бы в мыслях постоянно давал себе отчет о каждом вздохе, каждом биении сердца, каждом нервном импульсе. Чтобы объяснить, как это происходит, полезно проанализировать зрительное восприятие, позволяющее провести близкую процессу мышления аналогию. Дело в том, что мы владеем двумя видами зрения центральным и периферийным, которое можно сравнить с двумя видами освещения: направленным лучом и рассеянным светом. Центральное зрение необходимо для тщательной работы, - например, чтения, - когда наши глаза, как луч прожектора, последовательно направляются на каждый участок текста. Периферийное зрение менее сознательно, не так ярко, как интенсивный луч направленного источника света. Мы пользуемся им в темноте и тогда, когда бессознательно замечаем предметы и движения, не лежащие на прямой линии нашего центрального зрения. В отличие от прожектора, это зрение захватывает множество предметов одновременно.

Итак, существует аналогия, - а может быть, и больше, чем аналогия, между центральным зрением и сознательным, "последовательным" процессом мышления, между периферийным зрением и тем самым таинственным процессом, который позволяет нам регулировать невероятно сложный аппарат тела без всякого участия мысли. Следует оговорить далее, что мы называем наш организм сложным, когда пытаемся понять его в терминах линейного мышления, неотделимого от слов и понятий. Но эта сложность принадлежит не столько нашему телу, сколько попыткам постичь его таким методом, все равно что пытаться разглядеть обстановку большой комнаты с помощью одного единственного луча. Это так же трудно, как напиться не из чашки, а из вилки.

В этом отношении язык китайской письменности по сравнению с нашим имеет некоторые преимущества, что, возможно, отражает разницу в способах мышления. Он тоже линеен, так же представляет из себя серию абстракций, воспринимаемых по очереди, неодновременно. Но его письменные знаки все же несколько ближе к жизни, чем буквенные слова, потому что они, в сущности, - картинки, а китайская пословица гласит: "Один раз показать - лучше, чем сто раз объяснить". Сравните, например, насколько легче показать, как правильно завязывается галстук, чем объяснить это на словах.

Для европейского сознания вообще чрезвычайно характерно представление, что мы не знаем как следует того, что не в состоянии выразить или передать другим в виде линейных знаков, то есть мыслей. Мы как гости на балу, стоящие у стеночки и не рискующие танцевать, пока им не нарисуют схему движений танца, то есть гости, не умеющие воспринимать танец "чутьем". Мы почему-то не полагаемся на "периферийное зрение" нашего сознания и недостаточно пользуемся им. Когда мы учимся, например, музыке, то сводим все разнообразие тона и ритма к обозначению фиксированных тональных и ритмических интервалов, - такое обозначение не годится для восточной музыки. На Востоке музыкант обозначает мелодию лишь приблизительно, чтобы не забыть ее. Обучается он музыке не чтением по нотам, а тем, что слушает исполнение учителя, развивает свое музыкальное "чутье" и копирует его игру: это дает ему возможность достичь редкостной изысканности ритма и тона, доступной на Западе лишь некоторым джазовым исполнителям, которые пользуются тем же способом.

Мы отнюдь не хотим сказать, что на Западе вообще не умеют пользоваться "периферийным умом". Будучи человеческими существами, мы все время прибегаем к нему, а каждый художник, работник или спортсмен особенно нуждается в специфическом развитии этой способности. Но в научном и философском обиходе этот тип знания не признается. Мы только начинаем оценивать его возможности, и нам редко (почти никогда) приходит в голову, что одна из самых важных областей его применения - это то "познание реальной действительности", которого мы стремимся достигнуть с помощью громоздких конструкций теологии, метафизики и логики.

Обратившись к древней истории Китая, мы найдем там две "философские" традиции, дополняющие друг друга: конфуцианство и даосизм. Не входя в подробности, можно сказать, что первое учение занимается языковыми, этическими, юридическими и ритуальными конвенциями, которые обеспечивают общество системами коммуникаций. Другими словами, его область конвенциональное знание, и под знаком конфуцианства дети воспитываются так, чтобы их свободный и капризный по природе нрав уложить в прокрустово ложе общественного порядка. Индивидуум находит себя и свое место в обществе с помощью формул Конфуция.

В противоположность конфуцианству даосизм, в основном, - предмет внимания старости, и особенно тех, кто покидает активную жизнь в обществе. Их отказ от жизни в обществе есть как бы символическое отражение внутреннего освобождения от ограничивающего воздействия конвенциональных стандартов мышления и поведения. Ибо для даосизма главное - это не конвенциональное знание, его интересует восприятие жизни не в абстрактных, линейных терминах дискурсивного мышления, а прямое, непосредственное познание.

Таким образом, конфуцианство осуществляет социально необходимую функцию - втискивание природной спонтанности жизни в жесткие рамки конвенций. Эта цель достигается не только ценой конфликта и страдания, но и ценой утраты той неподражаемой естественности и "самонеосознанности", которыми мы так любуемся в детях и которые лишь изредка возрождаются у святых и мудрецов. Задача даосизма - исправить неизбежный вред, нанесенный этой дисциплиной, и не только восстановить, но и развить природную спонтанность, которая имеет в китайском языке особое назначение - цзы-жанъ "самособойность". Ибо спонтанность ребенка - как и все в ребенке - черта детства. Воспитание культивирует в нем не спонтанность, а косность. В некоторых натурах конфликт между социальной конвенцией и подавленной природной спонтанностью так велик, что выливается в преступление, безумие или невроз, - вот цена, которую мы платим за преимущества общественного порядка, в остальном совершенно и несомненно неоспоримые.

Тем не менее, ни в коем случае не следует понимать даосизм как революцию против конвенций, хотя это учение и использовалось иногда в качестве предлога. Даосизм - это путь освобождения, а освобождения нельзя достичь с помощью революции. Всем известно, что революции, как правило, порождают тиранию хуже той, которую они ниспровергли. Быть свободным от конвенций - не значит отвергать их; это значит - не быть обманутым ими и вместо того, чтобы быть инструментом в их руках, уметь пользоваться ими как инструментом.

На Западе нет общепризнанного института, соответствующего даосизму, потому что наша иудейско-христианская традиция отождествляет Абсолют Бога - с конвенциями морального и логического порядка. И это можно считать величайшей катастрофой для культуры, так как это отягощает социальный порядок чрезмерным авторитетом, вызывая тем самым революции против религии и традиций, которые так характерны для истории Запада. Ведь одно дело сознавать себя в конфликте с санкционированными обществом конвенциями, а совсем другое - чувствовать, что ты не соответствуешь самим основам и корням бытия. Абсолюту. Это чувство воспитывает такое нелепое ощущение вины, что стремится найти себе выход либо в отрицании своей собственной природы, либо в бунте против Бога. Поскольку первое совершенно невозможно - как нельзя укусить собственный локоть, - а такие паллиативы как исповедь помочь уже не могут, - неизбежным становится второе. Революция против Бога, как и свойственно революциям, приводит к тирании еще худшей - абсолютистского государства; худшей - потому, что государство не может прощать, оно не признает ничего, кроме власти собственного правосудия. Пока закон исходит от Бога, его представитель на Земле - церковь - всегда готова признать, что хотя Божественный закон непреложен, никому не дано знать меру Божественного милосердия. Но когда трон Абсолюта пустеет, его узурпирует относительное и, оскверняя Абсолют, творит подлинное кощунство - оно создает себе кумир из идеи, абсолютизирует конвенциональную абстракцию. Маловероятно, однако, чтобы трон Абсолюта сразу опустел, если бы в каком-то смысле он уже не пустовал задолго до этого, то есть если бы западная культура умела постигать Абсолют непосредственно, минуя термины конвенционального порядка.

Разумеется, уже одно слово "Абсолют" создает впечатление чего-то абстрактного, понятийного, вроде "Чистого Бытия". Само наше представление о "духе" как противоположности "материи" явно ближе к абстрактному, чем к конкретному. Но как учат даосизм и другие "пути освобождения", Абсолютное нельзя путать с абстрактным. С другой стороны, сказать, что Дао - как называют конечную Реальность даосы - ближе к конкретному, чем к абстрактному, значит еще более запутать вопрос. Ведь мы привыкли ассоциировать конкретное с материальным, физиологическим, биологическим и природно-естественным, в отличие от сверхъестественного. Но с точки зрения даосизма или буддизма все это не более как термины, предназначенные для конвенциональной, абстрактной области знания.

Например, биология и физиология представляют собой разновидности знания, которые представляют реальный мир в терминах своих собственных абстрактных категорий. Они измеряют и классифицируют его применительно к поставленным ими специфическим задачам. Землемер, например, представляет себе землю в гектарах, подрядчик-строитель - в тоннах или в машинах, а агроном - в химических формулах состава почвы. Сказать, что конкретная реальность человеческого организма физиологична, - это все равно, что сказать: земля - это и есть гектары или тонны. Можно сказать, что эта реальность - природна, если только под природным подразумевать спонтанное (цзы-жань), природу порождающую (naura naturans). Но это утверждение глубоко неверно, если под природой подразумевается природа порожденная (natura naturata), то есть природа расклассифицированная, расчлененная на отдельные "природы", как, например, в вопросе: "Какова природа этого явления?". Так называемый "научный натурализм" понимает природу именно в этом последнем смысле слова и не имеет ничего общего с натурализмом даосизма.

Итак, для того, чтобы почувствовать, что такое даосизм, нужно по меньшей мере согласиться допустить, что возможен взгляд на мир, отличный от конвенционального. Что возможно знание иное, чем содержание верхнего слоя сознания, который воспринимает реальность в виде одной единственной абстракции (или мысли - китайское нянь) за раз. Это не так уж трудно, ведь никто не станет отрицать, что мы "знаем", как двигать руками, как принять решение, как дышать, хотя едва ли смогли бы объяснить на словах, как мы это делаем. Раз мы это делаем, значит мы знаем, как это делать! Даосизм есть развитие именно такой разновидности знания; его развитие создает у человека совершенно новое представление о самом себе, далекое от привычного конвенционального взгляда, и это представление освобождает человеческий ум от сжимающего отождествления с абстрактным эго.

По преданию, основоположник даосизма Лао-цзы был старшим современником Кун-фу-цзы или Конфуция, который умер в 479 г. до н.э. Лао-цзы считается автором небольшой книги афоризмов "Дао Дэ Цзин". В этой книге представлены принципы Дао и его сила, или добродетель (дэ). Однако китайская философская традиция возводит как даосизм, так и конфуцианство к ещё более древнему источнику - к произведению, заложившему основу китайской мысли и культуры, которое возникло где-то в период от 3000-го до 1200-го года до нашей эры. Это - И-цзин, или "Книга перемен".

И-цзин - не что иное как гадательная книга. В ней содержатся шестьдесят четыре предсказания, связанные с шестьюдесятью четырьмя абстрактными фигурами, каждая из которых состоит из шести линий. Эти линии имеют два вида: сплошные (положительные) и прерывистые (отрицательные). Считают, что фигуры, образованные шестью линиями, воспроизводят различные направления, по которым трескается при нагревании панцирь черепахи . Это связано с древним способом гадания, когда предсказатель, проделывая дырочку в панцире черепахи, подогревал его и предсказывал будущее по образовавшимся трещинам - точно так же, как хиромант гадает по линиям руки. Такие трещины, естественно, были более сложными, и шестьдесят четыре гексаграммы, как полагают, являются упрощенной классификацией различных видов таких трещин. В последующие века панцирь черепахи вышел из употребления, а вместо него, чтобы получить гексаграмму, соответствующую моменту, когда оракулу задается вопрос, стали бросать пятьдесят стебельков тысячелистника.

Однако истинный знаток И-цзин не нуждается ни в панцире черепахи, ни в стебельках тысячелистника. Он во всем видит гексаграмму - в случайном расположении цветов в вазе, в предметах, беспорядочно разбросанных по столу, в пятнышках и крапинках, естественно образовавшихся на камне. Современный психолог заметит в этом несомненное сходство с так называемыми тестами Роршаха, с помощью которых психическое состояние пациента определяется по тем мгновенным образам, которые он "видит" в сложном сочетании, чернильных клякс. Если бы пациент был способен сам объяснить свои ассоциации, связанные с кляксами, он получил бы весьма ценную информацию относительно самого себя, небесполезную для предсказания его поведения в будущем. С этой точки зрения не стоит отбрасывать гадание по И-цзин как пустой предрассудок.

Более того, приверженец И-цзин мог бы поставить нас в тупик, сравнив относительные достоинства двух подходов к серьезным решениям. Нам кажется, что мы принимаем решения рационально, потому что опираемся на веские данные, непосредственно связанные с нашей проблемой. Наш выбор не зависит от таких неуместных пустяков, как орел или решка, рисунка чаинок или трещины на панцире черепахи. Однако сторонник И-цзин, пожалуй, спросил бы нас, откуда мы знаем, какая информация полезна, поскольку наши планы постоянно меняются вследствие непредвиденных обстоятельств. Он также спросил бы нас о том, как мь1 узнаем, что собранных сведений достаточно для принятия решения? Ведь если бы мы собирали сведения строго "научным" образом, на собирание необходимой информации ушло бы столько времени, что действовать было бы поздно уже задолго до того, как эта работа была окончена. Так откуда же мы узнаем, что располагаем достаточным количеством сведений? Может быть, сами сведения сообщают нам об этом? Отнюдь нет. Мы сугубо рационально собираем необходимые данные и вдруг, - то ли по наитию, то ли устав от размышлений, то ли просто потому, что пришло время решать, мы действуем. Сторонник И-цзин, вероятно, спросил бы нас, не зависит ли это от тех же "неуместных пустяков", которые играют роль при гадании на стебельках тысячелистника.

Другими словами, "строго научный" метод предсказания будущего может иметь место лишь в особых случаях - там, где нет необходимости в срочных действиях, где существенные факторы носят в основном механический характер или последствия настолько незначительны, что становятся тривиальными. Гораздо чаще наши важные решения зависят от "наития" - иначе говоря, от "периферийного зрения" ума. Поэтому надежность наших решений в конечном счете зависит от способности "ощущать" ситуацию, от степени развития этого периферийного видения.

Каждый последователь И-цзин знает это. Он знает, что эта книга сама по себе не содержит точных сведений, она скорее полезный инструмент, который послужит ему, если у него хорошо развита "интуиция", если он, как выразился бы он сам, находится "в Дао". Поэтому, прежде чем обратиться к оракулу, следует должным образом подготовиться, медленно и дотошно выполнить весь подписанный ритуал так, чтобы привести ум в состояние покоя, в котором легче будет проявиться "интуиции". В общем, если истоки даосизма содержатся в И Цзин, то они не столько в самом тексте книги, сколько в том, как этой книгой пользоваться, и почему такой подход оказался возможным. Опыт интуитивного принятия решений убедительно доказывает, что периферийная способность ума лучше всего проявляется в тех случаях, когда мы не вмешиваемся в нее, когда мы доверяем ей действовать спонтанно - дзу-жанъ, само собой.

Так начинают вырисовываться основные положения даосизма. Во-первых, существует Дао - не поддающееся определению, конкретное "движение" мира, Путь жизни. Это слово на китайском означает собственно "путь", "дорогу", а также иногда "говорить", так что первая фраза книги Дао дэ Цзин содержит игру слов, основанную на этих двух значениях: "Дао, которое может быть выражено словами, не есть постоянное Дао".

Пытаясь, однако, хотя бы намекнуть, что он имеет в виду, Лао-цзы говорит: Вот вещь, в хаосе возникающая, прежде Неба и Земли родившаяся! О беззвучная! О лишенная формы! Одиноко стоит она и не изменяется. Повсюду действует и не знает усталости. Ее можно считать матерью Поднебесной. Я не знаю ее имени. Обозначая иероглифом, назову ее Дао.

Дао туманно и неопределенно.

Какое неопределенное! Какое неясное!

Hо в его туманности и неопределенности содержатся образы.

Какое неясное! Какое неопределенное!

Но в нем скрыты вещи.

Какое туманное! Какое непонятное!

Но в нем рождается сила ума.

Поскольку сила эта самая подлинная,

В ней есть уверенность.

"Сила ума" - это цзин, слово, которое включает значения существенного, тонкого, психического или духовного, а также искусного. Смысл здесь, по-видимому, в том, что так же, как собственная голова - ничто для глаз, и тем не менее является источником разума, - смутное на вид, пустое, неопределимое Дао является разумом, который оформляет мир, причем с искусством, превосходящим возможности нашего понимания.

Важнейшее отличие Дао от обычного представления о Боге в том, что Господь создает мир актом творения (вей), тогда как Дао создает его "не-деянием" (у-вей), что приблизительно соответствует нашему слову "вырастание". Ибо вещи сотворенные - это отдельные части, собранные воедино как механизм или предметы, сделанные руками в направлении снаружи вовнутрь, как, например, скульптура. И напротив, разделение на части всего растущего происходит изнутри и направлено вовне. Поскольку в мире природы все развивается по принципу роста, китайскому уму представляется более чем странным вопрос, как был сотворен мир. Если бы мир был создан, то разумеется, существовал бы некто знающий, как он был создан; и он сумел бы объяснить, как строился мир, - постепенно, по частям, точно так, как инженер может последовательно рассказать, как собирается какой-либо механизм. Но мир, который растет, исключает какую-либо возможность узнать с помощью языка неуклюжих слов и понятий, как он растет. Поэтому даосу никогда и в голову не придет вопрос, знает ли Дао, как оно создает мир. Ведь Дао действует не по плану, а спонтанно. Лао-цзы говорит:

Принцип Дао - спонтанность.

Однако спонтанность ни в коей мере не означает беспорядочный слепой порыв, чистый каприз. Дело в том, что ум, привыкший к альтернативам конвенционального языка, не имеет доступа к постижению разума, который действует не по плану, не в соответствии с ходом последовательных, одна за другой возникающих мыслей. Хотя конкретное доказательство возможности такого разума у всех под рукой - это наше собственное тело, организованное без участия мысли. И Дао "не знает", как оно создает мир, точно так же, как мы "не знаем", как создаем свои умственные способности.

Говоря словами Чжуан-цзы, великого последователя Лао-цзы:

Все происходит вокруг нас, но никто не знает, каким образом. Все является перед нами, но никто не видит источника. Все вместе и каждый в отдельности, люди ценят ту часть знания, которая уже известна. Они не умеют пользоваться неизвестным, чтобы с его помощью достичь знания. Разве это не заблуждение? .

Конвенциональное отношение познающего к познаваемому чаще всего представляет собой отношение контролера к тому, что он контролирует, то есть отношение хозяина к слуге. Но в отличие от Господа Бога, который является Господином Вселенной, поскольку "Он знает все! Он знает! Он знает!", Дао относится к тому, что оно создает, совершенно по-другому:

Великое Дао растекается повсюду, и вправо, и влево.

Благодаря ему все сущее рождается

и продолжает свой рост.

Подвиги оно вершит,

но слава его неведома.

Все существа растит,

но ими не распоряжается.

В традиционном европейском понимании Господь Бог к тому же полностью осознает себя: Он абсолютно понятен и ясен Самому Себе и являет пример Того, чем хотел бы быть человек - сознательным руководителем, контролером и абсолютным властелином Своего тела и ума. В противоположность ему Дао таинственно и темно (сюань). Вот что говорит Дзэн-буддист позднейшего периода:

Есть лишь одна вещь: наверху она поддерживает Небеса, внизу она объемлет Землю: она темна, как черный лак, и всегда активно действует.

Сюань, конечно, - темнота в переносном смысле слова, не тьма ночи, не черное в противоположность белому, а та чистая непостижимость, с которой сталкивается ум, когда пытается вспомнить момент, предшествующий рождению, или погружается в собственные глубины.

Западные критики часто подшучивают над таким неопределенным представлением об Абсолюте, высмеивая его как "туманное и мистическое", и противопоставляют ему свои трезво-определенные формулировки. Но, как говорил Лао-цзы:

Человек высшей учености, узнав о Дао,

стремится к его осуществлению.

Человек средней учености, узнав о Дао,

то соблюдает его, то нарушает.

Человек низшей учености, узнав о Дао,

подвергает его насмешке.

Если бы оно не подвергалось насмешке,

то не было бы Дао.

Дело в том, что невозможно почувствовать, что подразумевается под Дао, не поглупев в каком-то особом смысле слова. Пока сознательный ум неистово пытается втиснуть весь мир в сеть абстракций и настаивает на том, что жизнь должна точно укладываться в эти жесткие категории, - до тех пор дух Дао остается чужд и сознание лишь зря надрывается. Дао доступно лишь уму, владеющему простым и тонким искусством у-вей, которое является после Дао вторым основным принципом даосизма.

Мы уже видели, что с помощью книги И-цзин китайцы научились принимать спонтанные решения, эффективность которых зависит от умения человека "отпускать" свой ум, предоставляя ему действовать самому по себе. Это и есть у-вей: у - означает "не" или "нет", а вей - "действие", "делание", "стремление", "напряженность" или "занятость". Если вернуться к нашему примеру со зрением, периферийное зрение действует наиболее эффективно, когда мы - как в темноте - смотрим на вещи не прямо, а искоса, уголком глаз. Если нужно рассмотреть подробности отдаленного предмета, например, стрелки часов, глаза должны быть расслаблены, они не должны таращиться, не должны стараться рассмотреть предмет. Или другой пример: как ни усиливай работу мускулов рта или языка, вкус пищи не станет от этого острее. И глазам, и языку следует доверить действовать самостоятельно.

Но поскольку мы привыкли излишне полагаться на центральное зрение, на сильный прожектор глаз и ума, мы не сможем возродить способности периферийного зрения, если сначала не расслабим своего резкого пристального взгляда. Ментальный или психологический эквивалент такого расслабления нечто вроде тупости, которая так часто упоминается у Лао-цзы и Чжуан-цзы. Это не просто спокойствие ума, а особого рода "не-хватание" умом. Говоря словами Чжуан-цзы: "Совершенный человек пользуется своим умом словно зеркалом: он ничего не хватает и ничего не отвергает. Воспринимает, но не удерживает". Можно сказать, что ум при этом как бы слегка "расплывается", чтобы избавиться от излишней четкости. Так Лао-цзы говорит о себе:

Отбрось ученость, - исчезнут и печали...

Все люди счастливы, словно на пиру, как на высокой башне в весенний день.

Один я спокоен, и мой вид ничего не выражает, как лицо ребенка, еще не умеющего улыбаться.

Одинок и заброшен, словно бездомный.

У людей всего в избытке, только я ничего не нажил.

Может быть, у меня ум глупца, и я полон заблуждений!

Люди так сообразительны, - один я, кажется, туп.

Люди так проницательны, - один я, кажется, глуп.

Ко всему безразличен, словно ничего не вижу.

Плыву по течению, словно ни к чему не привязан.

У всех есть какое-то дело, один я, кажется, бестолков и непрактичен.

Один я не такой, как все, и держусь за Маму (Дао) (20) .

Большинство даосских текстов содержат некоторое преувеличение, усиленный образ. Это как бы юмористическая карикатура автора на самого себя. Вот что пишет, например, Чжуан-цзы:

Человек, обладающий силой добродетели (дэ), живет в доме, не утруждая свой ум; и совершает действия без спешки. Представления о правильном и ложном, хвала и порицание окружающих не волнуют его. Когда все люди между четырех морей могут наслаждаться жизнью, он счастлив... С печалью на лице блуждает он, как дитя, потерявшее мать, с глупым видом бродит он, как заблудившийся в лесу. У него есть деньги, хотя он не знает, откуда они; он ест и пьет вдосталь, и не знает, откуда берется еда. .

Лао-цзы еще более настойчиво и явно осуждает обычную искусность:

Если устранить мудрствование и ученость, народ будет счастливее во сто крат.

Если устранить человеколюбие и "справедливость", народ возвратится к почтительности и любви.

Если устранить искусное и полезное, исчезнут воры и разбойники...

Должно быть нетронутым, бесхитростным, смирять свои притязания и избавляться от страстей. (19)

Когда будут устранены мудрствование и ученость, народ будет счастливее во сто крат; когда будут устранены человеколюбие и "справедливость", народ возвратится к сыновней почтительности и отцовской любви; когда будут уничтожены хитрость и нажива, исчезнут воры и разбойники. Все эти три вещи [происходят] от недостатка знаний. Поэтому нужно указывать людям, что они должны быть простыми и скромными, уменьшать личные [желания] и освобождаться от страстей. Задача здесь, конечно, не в том, чтобы довести свой ум до идиотского безмыслия, а в том, чтобы, пользуясь им без усилий, дать проявиться врожденным спонтанным силам ума. И для даосизма и для конфуцианства основополагающим является представление о том, что естественному человеку можно доверять. С этой точки зрения европейское недоверие к человеческой природе - и теологическое, и технологическое представляется чем-то вроде шизофрении. Человек не может, по китайским представлениям, искренне верить в порочность своей природы, без того, чтобы не дискредитировать саму эту веру, то есть все представления извращенного ума суть извращенные представления. Будучи на поверхности весьма "эмансипированным", технологический ум обнаруживает, что он унаследовал все ту же раздвоенность, ибо он пытается подчинить все человеческое существование контролю сознательного разума. Он забывает, что нельзя доверять разуму, если нет доверия мозгу. Ведь сила разума зависит от органов, выращенных "бессознательным разумом". Искусство "отпускать" свой ум живо описывает другой даосский автор Ли-цзы (около 398 г. до н.э.), прославившийся мистическими способностями - умением обуздывать ветер. Здесь, несомненно, имеется в виду особое ощущение "ходьбы по воздуху", которое возникает, когда ум впервые становится свободным. Рассказывают, что когда профессора Судзуки спросили, что чувствует человек, достигший сатори (термин Дзэн для обозначения "пробуждения"), он ответил: "Совсем как обычно, только на два дюйма над землей!". Итак, Ле-цзы попросили однажды рассказать, как он учился ездить верхом на ветре. В ответ он рассказал об обучении, которое проходил под руководством своего учителя Лао-Шана: С тех пор, как я стал служить ему, прошло три года, и мой ум не осмеливался больше размышлять о правильном и ложном, а уста не смели говорить о полезном и вредном. Лишь тогда удостоился я взгляда учителя. К концу пятого года произошла перемена: ум стал размышлять о правильном и ложном, уста заговорили о полезном и вредном. Лишь тогда я удостоился улыбки учителя. К концу седьмого года произошла новая перемена. Я дал волю своему уму размышлять о чем угодно, но его уже не занимали добро и зло. Я дал волю устам моим произносить все что угодно, но они не заговорили о полезном и вредном. Лишь тогда учитель позвал меня и усадил рядом с собой на циновку. Прошло девять лет, и мой ум отпустил поводья мыслей, мои уста были свободны для речи. О правильном и ложном, о полезном и вредном уже не ведал я, для меня ли, для других. Внутреннее и внешнее сочетались в единстве. Не было различий между зрением и слухом, слухом и обонянием, обонянием и вкусом. Все стало одним. Мой ум замерз, мое тело растворилось, плоть моя и кости слились в одно. Я перестал осознавать, на что опирается тело, на что ступает нога. И несомый ветром, как лист с дерева или сухая шелуха, я в конце концов не сознавал, то ли ветер оседлал меня то ли я - ветер. Описанное психическое состояние очень напоминает ощущение приятного опьянения - и при этом без неотвратимого похмелья "завтра утром", присущего алкоголю! Это сходство было отмечено Чжуан-цзы, который писал: Пьяный, вывалившийся на ходу из повозки, может сильно разбиться, но не до смерти. Кости у него такие же, как и у других людей, но несчастья он встречает иначе, потому что его дух пребывает в состоянии безопасности. Сел в повозку неосознанно и упал неосознанно. Мысли о жизни и смерти, удивление и страх не проникли к нему и сердце, и поэтому, падая, он не сжимается от страха. Если человек.обретает подобную целостность от вина, то какую же целостность должен он обрести от Спонтанности! (19) Поскольку и Лао-цзы, Чжуан-цзы и Линь-Цзи обладали достаточно ясным умом, чтобы создавать вполне вразумительные книги, следует признать, что эти сравнения несколько преувеличены и носят метафорический характер. Их "бессознательное" состояние - это не кома, это то, что последователи Дзэн позднее назовут у-синъ, буквально "не-ум", то есть отсутствие самосознания. Это состояние целостности, в котором ум функционирует вольно и легко, и не ощущается никакого другого ума или "эго", стоящего над ним с дубинкой. Если обыкновенный человек - это тот, кто ходит, поднимая ноги руками, то даос - это тот, у которого ноги идут сами. Различные отрывки даосских текстов наводят на мысль, что у-синъ, "не-ум", используется умом точно так, как мы используем глаза, когда останавливаем взор то на одном, то на другом предмете, не делая особых усилий разглядеть его. Как пишет Чжуан-цзы:

Младенец целыми днями глядит вокруг не мигая, потому что глаза его не сфокусирован на каком-нибудь одном предмете. Он идет, сам не зная куда, он останавливается, не сознавая, зачем. Он сливается с окружающим миром и двигается вместе с ним. Таковы основы ментальной гигиены (23) .

Или в другом месте:

Если ты отрегулируешь свое тело и сосредоточишь на одном свой взор гармония небес снизойдет на тебя. Если ты сделаешь целостным свое осознание и соберешь мысли, на тебя снизойдет дух... Дэ (добродетель) окутает тебя и Дао приютит тебя. Взгляд твой станет подобным взору новорожденного агнца, который ничего нигде не ищет. (22)

"Неактивное" действие ума можно продемонстрировать и на любом другом органе чувств. Это все равно что слушать, не напрягая слух, обонять, не втягивая с усилием воздух, ощущать вкус, не чмокая языком, и касаться предметов без нажима. Каждое из этих действий - частный случай деятельности ума, которое присутствует в каждом из них, у китайцев получило особое имя синь.

Этот термин настолько важен для понимания Дзэн, что следует предварительно пояснить, что даосизм и - шире - китайская мысль вообще понимают под этим словом. Мы обычно переводим синь как "ум" или "сердце", но оба эти перевода неудовлетворительны. Его первоначальная идеограмма напоминает не то сердце, не то легкие или печень, а когда китаец говорит о синь, он часто указывает пальцем куда-то посреди груди, чуть пониже сердца.

Если перевести синь как "ум", "сознание", - получается нечто слишком интеллектуальное, связанное с корой головного мозга; если же перевести "сердце" - в современном языке это вызывает ассоциации с чем-то эмоциональным, даже сентиментальным. Трудность и в другом: синь употребляется не всегда в одном и том же значении. В выражении "у-синъ" "синь" означает некое препятствие, которое подлежит устранению, а иногда синь выступает почти как синоним Дао. Особенно часто это бывает в Дзэн-буддийских текстах, где сплошь и рядом встречаются такие словосочетания как "первоначальный ум" (пень-синь), "ум Будды" (фусинь), а также "вера в ум" (синь-синь). Это явное противоречие снимается тем основополагающим соображением, что "ум не ум", то есть синь истинно эффективен, когда действует, как бы отсутствуя. Точно так же глаза видят хорошо, когда они не видят самих себя, то есть точек и пятнышек в воздухе.

Скорее всего, синь обозначает взятое в целом функционирование психики человека, а в более узком смысле слова - центр психической деятельности, который связан с центральной точкой в верхней части тела. Соответствующее японское слово кокоро обладает еще большим числом тонких оттенков значения, но пока достаточно подчеркнуть, что, переводя синь как ум (довольно расплывчатый термин), мы здесь имеем в виду не только интеллектуальный, мыслящий ум и даже не только верхний слой сознания в целом. Ибо, как учит даосизм и Дзэн-буддизм, центр психической деятельности человека не находится в его сознательном мышлении, и вообще в его "эго".

Глава 1. ФИЛОСОФИЯ ДАО Дзэн-буддизм - это образ жизни и взгляд на жизнь, который нельзя свести к какой-либо формальной категории современной западной мысли. Это не религия и не философия, не психология и не наука. Это образец того, что в Индии и Китае называют "путь