Краткое описание тамань герой нашего времени.  М.Ю.Лермонтов

В дальнейшем рассказ ведется от лица Печорина. Из всех приморских городишек Тамань показалась ему самым скверным местом, где только ему приходилось бывать: он там чуть не умер с голода, и, вдобавок, его еще хотели утопить. Печорин приехал в Тамань поздно ночью. Напрасно проискав свободное жилье в городе, он нашел приют в хате на самом берегу моря. Поначалу на стук его в избе никто не откликался, но, в конце концов, выползший от туда слепой мальчик лет четырнадцати сказал, что никого нет, хозяйка ушла в слободку, и, когда вернется, он не знает. Печорин ложится спать, но не может заснуть. Вдруг он замечает, что в окне мимо него кто-то мелькнул. Печорин выходит из хаты и видит слепого мальчика, который несет под мышкой какой-то узел. Заинтересовавшись, Печорин идет за ним, спускаясь по тропинке к морю. На берегу слепой встречается с женщиной. Они ведут беседу о некоем Янко. Женщина говорит, что из-за бури Янко не приплывет, но слепой ей возражает. Минут через десять к берегу причаливает лодка. Из нее выходит человек среднего роста в татарской шапке. Женщина и слепой помогают ему вытаскивать из лодки груз. Затем, с узлами на плечах, они расходятся. Печорин в темноте постепенно теряет их из виду.

На следующий день он едет в крепость Фанагорию, чтобы узнать у коменданта, когда можно будет отправиться дальше, в Геленджик. Комендант ничего не может сказать, так как стоящие у причала корабли пока не готовы к отплытию.

Казак, служащий у Печорина денщиком, сообщает ему, что «здесь нечисто и люди недобрые». Об этом его предупредил казачий урядник. Печорин пытается расспросить хозяйку, но та говорит, что она глухая. Тогда он хватает за ухо слепого мальчишку и требует ответить, куда тог ходил ночью. Слепой, заплакав, отвечает, что никуда не ходил.

Решив «достать ключ от этой загадки», Печорин садится на камень у забора, смотрит на море. Вдруг он слышит песню. Подняв глаза, Печорин увидел на крыше хаты девушку с распущенными волосами. Она то пристально всматривалась вдаль, то рассуждала сама с собой, то снова принималась петь. Печорину кажется, что он слышал ее голос раньше. Девушка пробегает мимо него, останавливается и пристально смотрит ему в глаза. Целый день она вертится около его квартиры. Печорин заводит с ней разговор и спрашивает, что она делала на крыше хаты днем? Девушка отвечает загадками. Тогда он пересказывает ей все, что видел минувшей ночью и угрожает донести коменданту. Под вечер девушка приходит к Печорину и назначает встречу ночью на берегу. По прошествии двух часов он отправляется к морю, предусмотрительно захватив с собой пистолет и предупредив казака. Девушка предлагает ему покататься на лодке. Отплыв на достаточно большое расстояние от берега, незнакомка обнимает Печорина, признается ему в любви. В то же время она достает его пистолет и бросает в воду, а затем пытается вытолкнуть из лодки и самого Печорина, который не умеет плавать. Ему удается выбросить девушку в воду и доплыть на лодке до берега. Печорин поднимается на утес и оттуда видит «свою ундину», выжимающую из волос морскую пену. Вскоре к берегу причаливает Янко. Девушка говорит ему, что все пропало. Приходит слепой с каким-то узлом. Янко наказывает слепому беречь то место, где лежат богатые товары, говорит, что теперь стало опасно, и он едет искать работу в другом месте, а девушку забирает с собой. Слепой же ему не нужен, и, оставшись один, мальчик долго плачет. Печорину становится грустно: «И зачем было судьбе кинуть меня в мирный круг честных контрабандистов? Как камень, брошенный в гладкий источник, я встревожил их спокойствие и, как камень, едва сам не пошел ко дну!». Он возвращается домой и решает немедленно уехать. Принявшись за сборы, Печорин обнаруживает пропажу нескольких ценных вешей. Его осеняет догадка, что это их нес ночью слепой в узле под мышкой. Утром Печорин покидает Тамань.

Роман Лермонтова «Герой нашего времени» - произведение удивительное и интересное. Необычна уже сама композиция романа. Во-первых, произведение состоит из повестей, что само по себе необычно. Во-вторых, эти части расположены не по хронологии, как традиционно принято. Они разбиты на две части: рассказ о жизни Печорина глазами постороннего человека («Бэла», «Максим Максимыч», «Предисловие к журналу Печорина») и дневник самого Печорина, раскрывающий его внутреннюю жизнь(«Тамань», «Княжна Мери», «Фаталист»). Такой принцип был выбран автором неслучайно. Он способствует наиболее глубокому, полному и психологически тонкому анализу героя.

В произведении нет единого сюжета. Каждая повесть отличается своими героями и ситуациями. Их связывает лишь фигура основного персонажа – Григория Александровича Печорина. То мы видим его во время службы на Кавказе, то он оказывается в захолустном городишке Тамань, то отдыхает в Пятигорске на минеральных водах. Везде герой создает экстремальную ситуацию, подчас с угрозой для его жизни. Печорин не может жить обыденной жизнью, ему нужны ситуации, раскрывающие его огромные способности.

«Тамань» - первая глава дневника Печорина. Именно с этой части мы начинаем видеть внутренний мир героя. В начале повести Печорин как бы кратко описывает нам содержание главы: «Тамань – самый скверный городишко из всех приморских городов России. Я там чуть-чуть не умер с голода, да еще вдобавок меня хотели утопить». Сюжет главы достаточно прост. Печорин по служебным делам приезжает в Тамань и останавливается у странных людей. Здесь живет загадочная девушка-ундина и слепой мальчик. Видя в их поведении какую-то загадку, Печорин пытается разгадать ее. Для этого ночью он устраивает слежку за героями. В итоге он выясняет, что девушка и слепой мальчик связаны с контрабандистами. Проникнув в их тайну, Печорин чуть не поплатился за это жизнью: ундина пыталась его утопить.

В этой главе начинает вырисовываться внутренний облик Печорина. Здесь появляются наметки тех качеств, которые более подробно будут раскрываться в других частях дневника. Из «Тамани» мы еще не можем составить себе представление о жизненной философии Печорина, но уже начинаем понимать, что это за характер. В этой главе проявляется потребность героя в ярких жизненных впечатлениях, нестандартных ситуациях. Ничто не вынуждало его следить за ундиной и слепым мальчиком, и только возможность интересного события, обещание загадки заставило Печорина ввязаться в данную ситуацию.
Печорин пустился в опасную авантюру с одной лишь целью – «достать ключ этой загадки». В связи с этим в нем проснулись многие его положительные качества: дремавшие силы, воля, собранность, отвага и решимость. Но эти качества он растрачивает совершенно бесцельно, применяя их не там, где следовало бы: «Лодка закачалась, но я справился, и между нами началась отчаянная борьба; бешенство придавало мне силы, но я скоро заметил, что уступаю моему противнику в ловкости…Я уперся коленкою в дно, схватил ее одной рукой за косу, другой за горло, она выпустила мою одежду, и я мгновенно сбросил ее в волны».
Печорин абсолютно не думает о других. Он заботится лишь о своих интересах и развлечениях. Поэтому часто герой коверкает или даже ломает судьбы других людей, вмешиваясь в них из любопытства. Об этом он сам рассуждает в конце повести: «Мне стало грустно. И зачем было судьбе кинуть меня в мирный круг честных контрабандистов? Как камень, брошенный в гладкий источник, я встревожил их спокойствие и, как камень, едва сам не пошел ко дну!»

Когда тайна этих людей была раскрыта, обнажилась бесцельность решительных действий Печорина. И снова скука, равнодушие, разочарование... «Да и какое дело мне до радостей и бедствий человеческих, мне, странствующему офицеру, да еще с подорожной по казенной надобностью!..» - с горькой иронией думает Печорин.

В «Тамани» мы наблюдаем переплетение романтического повествования с реалистическим. Романтически Лермонтов описывает пейзаж, например, бушующее море: «Медленно поднимаясь на хребты волн, быстро спускаясь с них, приближалась к берегу лодка. Отважен был пловец, решившийся в такую ночь пуститься через пролив…» Здесь описание стихии помогает раскрыть романтический образ Янко, для которого «везде дорога, где только ветер дует и море шумит». Реалистически дана обрисовка характеров и быта вольных контрабандистов. Вот как дан портрет Янко: из лодки «вышел человек в татарской шапке, но острижен он был по-казацки, и за ременным поясом его торчал большой нож».

Образу жизни контрабандистов соответствует и обстановка, в которой они живут: «Я зашел в хату, - две лавки и стол, да огромный сундук возле печи составляли всю мебель. На стене ни одного образа – дурной знак! В разбитое стекло врывался морской ветер». В этом описании сочетаются реалистические и романтические черты.

В описании контрабандистов романтизм связан с их вольным образом жизни, их силой, ловкостью, отвагой. Но реалистически показывается их скудный духовный мир. Получается, что деньги определяют отношения этих людей. Янко и ундина становятся жестокими, когда начинают делить краденое добро. Слепой получает от них только медную монету. А старухе Янко приказывает передать, «что, дескать, пора умирать, зажилась, надо знать и честь».

«Тамань», в числе остальных повестей романа, отличает лаконизм и точность языка. Внутренние переживания, сложные психологические ситуации раскрываются очень простым и доступным языком. Повесть совсем небольшая, но очень емкая по содержанию. Таким образом, «Тамань» является важной частью романа «Герой нашего времени», она начинает глубокое раскрытие внутренней характеристики героя и всего поколения молодых дворян 30-х годов 19 века.


Повесть «Тамань», краткое содержание которой дается ниже, - 1 часть «Дневника Печорина» из романа М. Лермонтова «Герой нашего времени». Ее сюжет незамысловат, но именно в ней начинается длинный и беспристрастный рассказ молодого офицера о самом себе.

Приезд в город

В Тамань герой заехал по пути в действующий отряд. Начиная повествование, Печорин отмечает, что для него город стал одним из самых прескверных мест. Приехал он сюда ночью и потребовал предоставить казенную квартиру. Но все избы были заняты, оставалась только одна «нечистая» хата у моря. Не имея выбора, Печорин с денщиком отправились туда.

Повесть «Тамань», краткое содержание которой вы читаете, продолжается описанием хозяев нехорошей «фатеры». На стук ответил мальчик и сообщил, что хозяев нет. Толкнув дверь, Печорин вошел в хату и увидел слепого лет четырнадцати - его глаза были абсолютно белыми. Мальчик пояснил, что он сирота, а хозяйки нет, а ее дочь сбежала. В комнате стояли только лавки, стол, сундук и совсем отсутствовали образа. Герой разложил вещи, включая оружие, и прилег. Примерно через час за окном промелькнула тень, но в хате никто не появлялся. Печорин встал - денщик его уж храпел - и вышел. Заметив слепого с узлом, он направился за ним. Это и станет завязкой истории, рассказ о которой составит дальнейшее краткое содержание.

Тамань - приморский город. Мальчик ловко шел по берегу и остановился у самой воды. К нему подошла девушка. Они заговорили о Янко, которого ждали с моря. Вскоре слепой услышал звук весел, позже на бушующих волнах стала заметна лодка. Когда ее вынесло на берег, сидевший в судне мужчина махнул рукой, и все трое стали что-то выгружать на берег. После того, как они куда-то удалились, Печорин отправился в хату.

Знакомство с ундиной

Утром комендант сказал, что уехать удастся через три-четыре дня, и герой вернулся домой. Вскоре ночная история получила продолжение. Вот ее краткое содержание.

Тамань - городок небольшой, потому денщик уж наслушался о доме и его жильцах. Напуганный, он объявил, что появились хозяйка с дочерью. Действительно, в комнате сидела старуха. Увидев слепого, Печорин стал допытываться, чем он занимался ночью. Хозяйка заворчала, и герой решил сам узнать правду.

Он вышел на улицу и спустя время услышал песню. Голос исполнявшей ее девушки - она стояла на крыше - показался Печорину знакомым. Когда певунья прошла мимо героя, он решил, что она обладает каким-то магнетизмом. Прекрасная, молодая, с распущенными волосами, девушка напоминала русалку. Весь день она вертелась рядом, а вечером герой, наконец, заговорил с ней и сделал намек на ночное происшествие на берегу. А когда смерклось, ундина появилась в комнате Печорина. Сначала села напротив и долго смотрела на него нежным взглядом. Потом вскочила и, обняв, поцеловала, тихо шепнув, что будет ждать на берегу.

Свидание: краткое содержание

«Тамань» продолжается описанием событий, которые едва не стали роковыми для героя.

Через пару часов Печорин наказал денщику бежать на помощь, если услышит выстрелы, а сам отправился к морю. Ундина его уже ожидала и быстро, не давая опомниться, усадила в лодку, которая отплыла от берега. Затем крепко обняла героя, и ему показалось, будто в воду что-то упало. Это оказался его пистолет. А девушка вдруг вцепилась в офицера, и между ними началась борьба. С большим трудом, но Печорину все же удалось бросить русалку в волны. Это было его спасением, так как сам он плавать не умел. С помощью обломка весла, оказавшегося в лодке, доплыл до берега, где заметил сидевшую ундину, и испытал облегчение, что она не погибла.

Окончание истории

Прижавшись к земле, Печорин видел, как вновь появился человек в татарской шапке, а вскоре - и слепой с мешком. По словам Янко - вот их краткое содержание - Тамань была местом, куда он поставлял контрабанду. Теперь же здесь стало опасно, и Янко покидал город навсегда, оставляя слепого в одиночестве. А виноват в этом был Печорин, ради любопытства вторгшийся в чужую жизнь. Между тем ундина вскочила в судно, а Янко дал мальчику несколько монет, и те упали на землю. Лодка все больше отдалялась от берега. Слепой же долго плакал, отчего герой почувствовал грусть.

Вернувшись в хату, Печорин обнаружил, что денщик спал, а его вещи: шкатулка, шашка и кинжал пропали. Значит, это их притащил в мешке мальчик. На следующий день можно было ехать дальше, и герой уж никогда больше не видел людей, с которыми свела его судьба на берегу моря.

Краткий анализ повести «Тамань»

Эта глава - первый шаг к постижению характера и внутренних убеждений Печорина. Уже в этой истории становится ясно, что герой - незаурядная личность, склонная к авантюрам и постоянно стремящаяся к ярким жизненным впечатлениям. Ради забавы, он вмешался в жизнь совершенно незнакомых ему людей, при этом нисколько не думая об их переживаниях. Как только Печорин разобрался в сути происходящего, его тут же перестали интересовать и брошенный на произвол мальчик, и другие герои повести «Тамань». «Какое мне дело до радостей и бедствий человеческих», - признается в финале молодой офицер. И в этом можно увидеть причины многих будущих поступков Печорина.

В дальнейшем рассказ ведется от лица Печорина. Из всех приморских городишек Тамань показалась ему самым скверным местом, где только ему приходилось бывать: он там чуть не умер с голода, и, вдобавок, его еще хотели утопить. Печорин приехал в Тамань поздно ночью. Напрасно проискав свободное жилье в городе, он нашел приют в хате на самом берегу моря. Поначалу на стук его в избе никто не откликался, но, в конце концов, выползший от туда слепой мальчик лет четырнадцати сказал, что никого нет, хозяйка ушла в слободку, и, когда вернется, он не знает. Печорин ложится спать, но не может заснуть. Вдруг он замечает, что в окне мимо него кто-то мелькнул. Печорин выходит из хаты и видит слепого мальчика, который несет под мышкой какой-то узел. Заинтересовавшись, Печорин идет за ним, спускаясь по тропинке к морю. На берегу слепой встречается с женщиной. Они ведут беседу о некоем Янко. Женщина говорит, что из-за бури Янко не приплывет, но слепой ей возражает. Минут через десять к берегу причаливает лодка. Из нее выходит человек среднего роста в татарской шапке. Женщина и слепой помогают ему вытаскивать из лодки груз. Затем, с узлами на плечах, они расходятся. Печорин в темноте постепенно теряет их из виду. На следующий день он едет в крепость Фанагорию, чтобы узнать у коменданта, когда можно будет отправиться дальше, в Геленджик. Комендант ничего не может сказать, так как стоящие у причала корабли пока не готовы к отплытию. Казак, служащий у Печорина денщиком, сообщает ему, что "здесь нечисто и люди недобрые". Об этом его предупредил казачий урядник. Печорин пытается расспросить хозяйку, но та говорит, что она глухая. Тогда он хватает за ухо слепого мальчишку и требует ответить, куда тог ходил ночью. Слепой, заплакав, отвечает, что никуда не ходил. Решив "достать ключ от этой загадки", Печорин садится на камень у забора, смотрит на море. Вдруг он слышит песню. Подняв глаза, Печорин увидел на крыше хаты девушку с распущенными волосами. Она то пристально всматривалась вдаль, то рассуждала сама с собой, то снова принималась петь. Печорину кажется, что он слышал ее голос раньше. Девушка пробегает мимо него, останавливается и пристально смотрит ему в глаза. Целый день она вертится около его квартиры. Печорин заводит с ней разговор и спрашивает, что она делала на крыше хаты днем? Девушка отвечает загадками. Тогда он пересказывает ей все, что видел минувшей ночью и угрожает донести коменданту. Под вечер девушка приходит к Печорину и назначает встречу ночью на берегу. По прошествии двух часов он отправляется к морю, предусмотрительно захватив с собой пистолет и предупредив казака. Девушка предлагает ему покататься на лодке. Отплыв на достаточно большое расстояние от берега, незнакомка обнимает Печорина, признается ему в любви. В то же время она достает его пистолет и бросает в воду, а затем пытается вытолкнуть из лодки и самого Печорина, который не умеет плавать. Ему удается выбросить девушку в воду и доплыть на лодке до берега. Печорин поднимается на утес и оттуда видит "свою ундину", выжимающую из волос морскую пену. Вскоре к берегу причаливает Янко. Девушка говорит ему, что все пропало. Приходит слепой с каким-то узлом. Янко наказывает слепому беречь то место, где лежат богатые товары, говорит, что теперь стало опасно, и он едет искать работу в другом месте, а девушку забирает с собой. Слепой же ему не нужен, и, оставшись один, мальчик долго плачет. Печорину становится грустно: "И зачем было судьбе кинуть меня в мирный круг честных контрабандистов? Как камень, брошенный в гладкий источник, я встревожил их спокойствие и, как камень, едва сам не пошел ко дну!". Он возвращается домой и решает немедленно уехать. Принявшись за сборы, Печорин обнаруживает пропажу нескольких ценных вешей. Его осеняет догадка, что это их нес ночью слепой в узле под мышкой. Утром Печорин покидает Тамань. "Что сталось со старухой и с бедным слепым - не знаю. Да и какое дело мне до радостей и бедствий человеческих, мне, странствующему офицеру, да еще с подорожной по казенной надобности! ... " - пишет он в своем журнале.

Тамань — самый скверный городишко из всех приморских городов России. Я там чуть-чуть не умер с голода, да еще в добавок меня хотели утопить. Я приехал на перекладной тележке поздно ночью. Ямщик остановил усталую тройку у ворот единственного каменного дома, что при въезде. Часовой, черноморский казак, услышав звон колокольчика, закричал спросонья диким голосом: «Кто идет?» Вышел урядник и десятник. Я им объяснил, что я офицер, еду в действующий отряд по казенной надобности, и стал требовать казенную квартиру. Десятник нас повел по городу. К которой избе ни подъедем — занята. Было холодно, я три ночи не спал, измучился и начинал сердиться. «Веди меня куда-нибудь, разбойник! хоть к черту, только к месту!» — закричал я. «Есть еще одна фатера, — отвечал десятник, почесывая затылок, — только вашему благородию не понравится; там нечисто!» Не поняв точного значения последнего слова, я велел ему идти вперед и после долгого странствования по грязным переулкам, где по сторонам я видел одни только ветхие заборы, мы подъехали к небольшой хате на самом берегу моря. Полный месяц светил на камышовую крышу и белые стены моего нового жилища; на дворе, обведенном оградой из булыжника, стояла избочась другая лачужка, менее и древнее первой. Берег обрывом спускался к морю почти у самых стен ее, и внизу с беспрерывным ропотом плескались темно-синие волны. Луна тихо смотрела на беспокойную, но покорную ей стихию, и я мог различить при свете ее, далеко от берега, два корабля, которых черные снасти, подобно паутине, неподвижно рисовались на бледной черте небосклона. «Суда в пристани есть, — подумал я, — завтра отправлюсь в Геленджик». При мне исправлял должность денщика линейский казак. Велев ему выложить чемодан и отпустить извозчика, я стал звать хозяина — молчат; стучу — молчат... что это? Наконец из сеней выполз мальчик лет четырнадцати. «Где хозяин?» — «Нема». — «Как? совсем нету?» — «Совсим». — «А хозяйка?» — «Побигла в слободку». — «Кто же мне отопрет дверь?» — сказал я, ударив в нее ногою. Дверь сама отворилась; из хаты повеяло сыростью. Я засветил серную спичку и поднес ее к носу мальчика: она озарила два белые глаза. Он был слепой, совершенно слепой от природы. Он стоял передо мною неподвижно, и я начал рассматривать черты его лица. Признаюсь, я имею сильное предубеждение против всех слепых, кривых, глухих, немых, безногих, безруких, горбатых и проч. Я замечал, что всегда есть какое-то странное отношение между наружностью человека и его душою: как будто с потерею члена душа теряет какое-нибудь чувство. Итак, я начал рассматривать лицо слепого; но что прикажете прочитать на лице, у которого нет глаз? Долго я глядел на него с небольшим сожалением, как вдруг едва приметная улыбка пробежала по тонким губам его, и, не знаю отчего, она произвела на меня самое неприятное впечатление. В голове моей родилось подозрение, что этот слепой не так слеп, как оно кажется; напрасно я старался уверить себя, что бельмы подделать невозможно, да и с какой целью? Но что делать? я часто склонен к предубеждениям... «Ты хозяйский сын?» — спросил я его наконец. — «Ни». — «Кто же ты?» — «Сирота, убогой». — «А у хозяйки есть дети?» — «Ни; была дочь, да утикла за море с татарином». — «С каким татарином?» — «А бис его знает! крымский татарин, лодочник из Керчи». Я взошел в хату: две лавки и стол, да огромный сундук возле печи составляли всю его мебель. На стене ни одного образа — дурной знак! В разбитое стекло врывался морской ветер. Я вытащил из чемодана восковой огарок и, засветив его, стал раскладывать вещи, поставил в угол шашку и ружье, пистолеты положил на стол, разостлал бурку на лавке, казак свою на другой; через десять минут он захрапел, но я не мог заснуть: передо мной во мраке все вертелся мальчик с белыми глазами. Так прошло около часа. Месяц светил в окно, и луч его играл по земляному полу хаты. Вдруг на яркой полосе, пересекающей пол, промелькнула тень. Я привстал и взглянул в окно: кто-то вторично пробежал мимо его и скрылся Бог знает куда. Я не мог полагать, чтоб это существо сбежало по отвесу берега; однако иначе ему некуда было деваться. Я встал, накинул бешмет, опоясал кинжал и тихо-тихо вышел из хаты; навстречу мне слепой мальчик. Я притаился у забора, и он верной, но осторожной поступью прошел мимо меня. Под мышкой он нес какой-то узел, и повернув к пристани, стал спускаться по узкой и крутой тропинке. «В тот день немые возопиют и слепые прозрят», — подумал я, следуя за ним в таком расстоянии, чтоб не терять его из вида. Между тем луна начала одеваться тучами и на море поднялся туман; едва сквозь него светился фонарь на корме ближнего корабля; у берега сверкала пена валунов, ежеминутно грозящих его потопить. Я, с трудом спускаясь, пробирался по крутизне, и вот вижу: слепой приостановился, потом повернул низом направо; он шел так близко от воды, что казалось, сейчас волна его схватит и унесет, но видно, это была не первая его прогулка, судя по уверенности, с которой он ступал с камня на камень и избегал рытвин. Наконец он остановился, будто прислушиваясь к чему-то, присел на землю и положил возле себя узел. Я наблюдал за его движениями, спрятавшись за выдавшеюся скалою берега. Спустя несколько минут с противоположной стороны показалась белая фигура; она подошла к слепому и села возле него. Ветер по временам приносил мне их разговор. — Что, слепой? — сказал женский голос, — буря сильна. Янко не будет. — Янко не боится бури, отвечал тот. — Туман густеет, — возразил опять женский голос с выражением печали. — В тумане лучше пробраться мимо сторожевых судов, — был ответ. — А если он утонет? — Ну что ж? в воскресенье ты пойдешь в церковь без новой ленты. Последовало молчание; меня, однако поразило одно: слепой говорил со мною малороссийским наречием, а теперь изъяснялся чисто по-русски. — Видишь, я прав, — сказал опять слепой, ударив в ладоши, — Янко не боится ни моря, ни ветров, ни тумана, ни береговых сторожей; это не вода плещет, меня не обманешь, — это его длинные весла. Женщина вскочила и стала всматриваться в даль с видом беспокойства. — Ты бредишь, слепой, — сказала она, — я ничего не вижу. Признаюсь, сколько я ни старался различить вдалеке что-нибудь наподобие лодки, но безуспешно. Так прошло минут десять; и вот показалась между горами волн черная точка; она то увеличивалась, то уменьшалась. Медленно поднимаясь на хребты волн, быстро спускаясь с них, приближалась к берегу лодка. Отважен был пловец, решившийся в такую ночь пуститься через пролив на расстояние двадцати верст, и важная должна быть причина, его к тому побудившая! Думая так, я с невольном биением сердца глядел на бедную лодку; но она, как утка, ныряла и потом, быстро взмахнув веслами, будто крыльями, выскакивала из пропасти среди брызгов пены; и вот, я думал, она ударится с размаха об берег и разлетится вдребезги; но она ловко повернулась боком и вскочила в маленькую бухту невредима. Из нее вышел человек среднего роста, в татарской бараньей шапке; он махнул рукою, и все трое принялись вытаскивать что-то из лодки; груз был так велик, что я до сих пор не понимаю, как она не потонула. Взяв на плечи каждый по узлу, они пустились вдоль по берегу, и скоро я потерял их из вида. Надо было вернуться домой; но, признаюсь, все эти странности меня тревожили, и я насилу дождался утра. Казак мой был очень удивлен, когда, проснувшись, увидел меня совсем одетого; я ему, однако ж, не сказал причины. Полюбовавшись несколько времени из окна на голубое небо, усеянное разорванными облачками, на дальний берег Крыма, который тянется лиловой полосой и кончается утесом, на вершине коего белеется маячная башня, я отправился в крепость Фанагорию, чтоб узнать от коменданта о часе моего отъезда в Геленджик. Но, увы; комендант ничего не мог сказать мне решительного. Суда, стоящие в пристани, были все — или сторожевые, или купеческие, которые еще даже не начинали нагружаться. «Может быть, дня через три, четыре придет почтовое судно, сказал комендант, — и тогда — мы увидим». Я вернулся домой угрюм и сердит. Меня в дверях встретил казак мой с испуганным лицом. — Плохо, ваше благородие! — сказал он мне. — Да, брат, Бог знает когда мы отсюда уедем! — Тут он еще больше встревожился и, наклонясь ко мне, сказал шепотом: — Здесь нечисто! Я встретил сегодня черноморского урядника, он мне знаком — был прошлого года в отряде, как я ему сказал, где мы остановились, а он мне: «Здесь, брат, нечисто, люди недобрые!..» Да и в самом деле, что это за слепой! ходит везде один, и на базар, за хлебом, и за водой... уж видно, здесь к этому привыкли. — Да что ж? по крайней мере показалась ли хозяйка? — Сегодня без вас пришла старуха и с ней дочь. — Какая дочь? У нее нет дочери. — А Бог ее знает, кто она, коли не дочь; да вон старуха сидит теперь в своей хате. Я взошел в лачужку. Печь была жарко натоплена, и в ней варился обед, довольно роскошный для бедняков. Старуха на все мои вопросы отвечала, что она глухая, не слышит. Что было с ней делать? Я обратился к слепому, который сидел перед печью и подкладывал в огонь хворост. «Ну-ка, слепой чертенок, — сказал я, взяв его за ухо, — говори, куда ты ночью таскался с узлом, а?» Вдруг мой слепой заплакал, закричал, заохал: «Куды я ходив?.. никуды не ходив... с узлом? яким узлом?» Старуха на этот раз услышала и стала ворчать: «Вот выдумывают, да еще на убогого! за что вы его? что он вам сделал?» Мне это надоело, и я вышел, твердо решившись достать ключ этой загадки. Я завернулся в бурку и сел у забора на камень, поглядывая вдаль; передо мной тянулось ночною бурею взволнованное море, и однообразный шум его, подобный ропоту засыпающегося города, напомнил мне старые годы, перенес мои мысли на север, в нашу холодную столицу. Волнуемый воспоминаниями, я забылся... Так прошло около часа, может быть и более... Вдруг что-то похожее на песню поразило мой слух. Точно, это была песня, и женский, свежий голосок, — но откуда?.. Прислушиваюсь — напев старинный, то протяжный и печальный, то быстрый и живой. Оглядываюсь — никого нет кругом; прислушиваюсь снова — звуки как будто падают с неба. Я поднял глаза: на крыше хаты моей стояла девушка в полосатом платье с распущенными косами, настоящая русалка. Защитив глаза ладонью от лучей солнца, она пристально всматривалась в даль, то смеялась и рассуждала сама с собой, то запевала снова песню. Я запомнил эту песню от слова до слова:

Как по вольной волюшке —
По зелену морю,
Ходят все кораблики
Белопарусники.
Промеж тех корабликов
Моя лодочка,
Лодка неснащенная,
Двухвесельная.
Буря ль разыграется —
Старые кораблики
Приподымут крылышки,
По морю размечутся.
Стану морю кланяться
Я низехонько:
«Уж не тронь ты, злое море,
Мою лодочку:
Везет моя лодочка
Вещи драгоценные.
Правит ею в темну ночь
Буйная головушка».

Мне невольно пришло на мысль, что ночью я слышал тот же голос; я на минуту задумался, и когда снова посмотрел на крышу, девушки там уж не было. Вдруг она пробежала мимо меня, напевая что-то другое, и, пощелкивая пальцами, вбежала к старухе, и тут начался между ними спор. Старуха сердилась, она громко хохотала. И вот вижу, бежит опять вприпрыжку моя ундина: поравнявшись со мной, она остановилась и пристально посмотрела мне в глаза, как будто удивленная моим присутствием; потом небрежно обернулась и тихо пошла к пристани. Этим не кончилось: целый день она вертелась около моей квартиры; пенье и прыганье не прекращались ни на минуту. Странное существо! На лице ее не было никаких признаков безумия; напротив, глаза ее с бойкою проницательностью останавливались на мне, и эти глаза, казалось, были одарены какою-то магнетическою властью, и всякий раз они как будто бы ждали вопроса. Но только я начинал говорить, она убегала, коварно улыбаясь. Решительно, я никогда подобной женщины не видывал. Она была далеко не красавица, но я имею свои предубеждения также и насчет красоты. В ней было много породы... порода в женщинах, как и в лошадях, великое дело; это открытие принадлежит Юной Франции. Она, то есть порода, а не Юная Франция , большею частью изобличается в поступи, в руках и ногах; особенно нос много значит. Правильный нос в России реже маленькой ножки. Моей певунье казалось не более восемнадцати лет. Необыкновенная гибкость ее стана, особенное, ей только свойственное наклонение головы, длинные русые волосы, какой-то золотистый отлив ее слегка загорелой кожи на шее и плечах и особенно правильный нос — все это было для меня обворожительно. Хотя в ее косвенных взглядах я читал что-то дикое и подозрительное, хотя в ее улыбке было что-то неопределенное, но такова сила предубеждений: правильный нос свел меня с ума; я вообразил, что нашел Гетеву Миньону , это причудливое создание его немецкого воображения, — и точно, между ими было много сходства: те же быстрые переходы от величайшего беспокойства к полной неподвижности, те же загадочные речи, те же прыжки, странные песни. Под вечер, остановив ее в дверях, я завел с нею следующий разговор. — «Скажи-ка мне, красавица, — спросил я, — что ты делала сегодня на кровле?» — «А смотрела, откуда ветер дует». — «Зачем тебе?» — «Откуда ветер, оттуда и счастье». — «Что же? разве ты песнею зазывала счастье?» — «Где поется, там и счастливится». — «А как неравно напоешь себе горе?» — «Ну что ж? где не будет лучше, там будет хуже, а от худа до добра опять недалеко». — «Кто же тебя выучил эту песню?» — «Никто не выучил; вздумается — запою; кому услыхать, то услышит; а кому не должно слышать, тот не поймет». — «А как тебя зовут, моя певунья?» — «Кто крестил, тот знает». — «А кто крестил?» — «Почему я знаю?» — «Экая скрытная! а вот я кое-что про тебя узнал». (Она не изменилась в лице, не пошевельнула губами, как будто не об ней дело). «Я узнал, что ты вчера ночью ходила на берег». И тут я очень важно пересказал ей все, что видел, думая смутить ее — нимало! Она захохотала во все горло. «Много видели, да мало знаете, так держите под замочком». — «А если б я, например, вздумал донести коменданту?» — и тут я сделал очень серьезную, даже строгую мину. Она вдруг прыгнула, запела и скрылась, как птичка, выпугнутая из кустарника. Последние мои слова были вовсе не у места, я тогда не подозревал их важности, но впоследствии имел случай в них раскаяться. Только что смеркалось, я велел казаку нагреть чайник по-походному, засветил свечу и сел у стола, покуривая из дорожной трубки. Уж я заканчивал второй стакан чая, как вдруг дверь скрыпнула, легкий шорох платья и шагов послышался за мной; я вздрогнул и обернулся, — то была она, моя ундина! Она села против меня тихо и безмолвно и устремила на меня глаза свои, и не знаю почему, но этот взор показался мне чудно-нежен; он мне напомнил один из тех взглядов, которые в старые годы так самовластно играли моею жизнью. Она, казалось, ждала вопроса, но я молчал, полный неизъяснимого смущения. Лицо ее было покрыто тусклой бледностью, изобличавшей волнение душевное; рука ее без цели бродила по столу, и я заметил на ней легкий трепет; грудь ее то высоко поднималась, то, казалось, она удерживала дыхание. Эта комедия начинала меня надоедать, и я готов был прервать молчание самым прозаическим образом, то есть предложить ей стакан чая, как вдруг она вскочила, обвила руками мою шею, и влажный, огненный поцелуй прозвучал на губах моих. В глазах у меня потемнело, голова закружилась, я сжал ее в моих объятиях со всею силою юношеской страсти, но она, как змея, скользнула между моими руками, шепнув мне на ухо: «Нынче ночью, как все уснут, выходи на берег», — и стрелою выскочила из комнаты. В сенях она опрокинула чайник и свечу, стоявшую на полу. «Экой бес-девка!» — закричал казак, расположившийся на соломе и мечтавший согреться остатками чая. Только тут я опомнился. Часа через два, когда все на пристани умолкло, я разбудил своего казака. «Если я выстрелю из пистолета, — сказал я ему, — то беги на берег». Он выпучил глаза и машинально отвечал: «Слушаю, ваше благородие». Я заткнул за пояс пистолет и вышел. Она дожидалась меня на краю спуска; ее одежда была более нежели легкая, небольшой платок опоясывал ее гибкий стан. «Идите за мной!» — сказала она, взяв меня за руку, и мы стали спускаться. Не понимаю, как я не сломил себе шеи; внизу мы повернули направо и пошли по той же дороге, где накануне я следовал за слепым. Месяц еще не вставал, и только две звездочки, как два спасительные маяка, сверкали на темно-синем своде. Тяжелые волны мерно и ровно катились одна за другой, едва приподымая одинокую лодку, причаленную к берегу. «Взойдем в лодку», — сказала моя спутница; я колебался, я не охотник до сентиментальных прогулок по морю; но отступать было не время. Она прыгнула в лодку, я за ней, и не успел еще опомниться, как заметил, что мы плывем. «Что это значит?» — сказал я сердито. «Это значит, — отвечала она, сажая меня на скамью и обвив мой стан руками, — это значит, что я тебя люблю...» И щека ее прижалась к моей, и почувствовал на лице моем ее пламенное дыхание. Вдруг что-то шумно упало в воду: я хвать за пояс — пистолета нет. О, тут ужасное подозрение закралось мне в душу, кровь хлынула мне в голову!. Оглядываюсь — мы от берега около пятидесяти сажен, а я не умею плавать! Хочу ее оттолкнуть от себя — она как кошка вцепилась в мою одежду, и вдруг сильный толчок едва не сбросил меня в море. Лодка закачалась, но я справился, и между нами началась отчаянная борьба; бешенство придавало мне силы, но я скоро заметил, что уступаю моему противнику в ловкости... «Чего ты хочешь?» — закричал я, крепко сжав ее маленькие руки; пальцы ее хрустели, но она не вскрикнула: ее змеиная натура выдержала эту пытку. «Ты видел, — отвечала она, — ты донесешь!» — и сверхъестественным усилием повалила меня на борт; мы оба по пояс свесились из лодки, ее волосы касались воды: минута была решительная. Я уперся коленкою в дно, схватил ее одной рукой за косу, другой за горло, она выпустила мою одежду, и я мгновенно сбросил ее в волны. Было уже довольно темно; голова ее мелькнула раза два среди морской пены, и больше я ничего не видал... На дне лодки я нашел половину старого весла и кое-как, после долгих усилий, причалил к пристани. Пробираясь берегом к своей хате, я невольно всматривался в ту сторону, где накануне слепой дожидался ночного пловца; луна уже катилась по небу, и мне показалось, что кто-то в белом сидел на берегу; я подкрался, подстрекаемый любопытством, и прилег в траве над обрывом берега; высунув немного голову, я мог хорошо видеть с утеса все, что внизу делалось, и не очень удивился, а почти обрадовался, узнав мою русалку. Она выжимала морскую пену из длинных волос своих; мокрая рубашка обрисовывала гибкий стан ее и высокую грудь. Скоро показалась вдали лодка, быстро приблизилась она; из нее, как накануне, вышел человек в татарской шапке, но стрижен он был по-казацки, и за ременным поясом его торчал большой нож. «Янко, — сказала она, — все пропало!» Потом разговор их продолжался так тихо, что я ничего не мог расслышать. «А где же слепой?» — сказал наконец Янко, возвыся голос. «Я его послала», — был ответ. Через несколько минут явился и слепой, таща на спине мешок, который положили в лодку. — Послушай, слепой! — сказал Янко, — ты береги то место... знаешь? там богатые товары... скажи (имени я не расслышал), что я ему больше не слуга; дела пошли худо, он меня больше не увидит; теперь опасно; поеду искать работы в другом месте, а ему уж такого удальца не найти. Да скажи, кабы он получше платил за труды, так и Янко бы его не покинул; а мне везде дорога, где только ветер дует и море шумит! — После некоторого молчания Янко продолжал: — Она поедет со мною; ей нельзя здесь оставаться; а старухе скажи, что, дескать, пора умирать, зажилась, надо знать и честь. Нас же больше не увидит. — А я? — сказал слепой жалобным голосом. — На что мне тебя? — был ответ. Между тем моя ундина вскочила в лодку и махнула товарищу рукою; он что-то положил слепому в руку, примолвив: «На, купи себе пряников». — «Только?» — сказал слепой. — «Ну, вот тебе еще», — и упавшая монета зазвенела, ударясь о камень. Слепой ее не поднял. Янко сел в лодку, ветер дул от берега, они подняли маленький парус и быстро понеслись. Долго при свете месяца мелькал парус между темных волн; слепой мальчик точно плакал, долго, долго... Мне стало грустно. И зачем было судьбе кинуть меня в мирный круг честных контрабандистов ? Как камень, брошенный в гладкий источник, я встревожил их спокойствие и, как камень, едва сам не пошел ко дну! Я возвратился домой. В сенях трещала догоревшая свеча в деревянной тарелке, и казак мой, вопреки приказанию, спал крепким сном, держа ружье обеими руками. Я его оставил в покое, взял свечу и пошел в хату. Увы! моя шкатулка, шашка с серебряной оправой, дагестанский кинжал — подарок приятеля — все исчезло. Тут-то я догадался, какие вещи тащил проклятый слепой. Разбудив казака довольно невежливым толчком, я побранил его, посердился, а делать было нечего! И не смешно ли было бы жаловаться начальству, что слепой мальчик меня обокрал, а восьмнадцатилетняя девушка чуть-чуть не утопила? Слава Богу, поутру явилась возможность ехать, и я оставил Тамань. Что сталось с старухой и с бедным слепым — не знаю. Да и какое дело мне до радостей и бедствий человеческих, мне, странствующему офицеру, да еще с подорожной по казенной надобности!..